Сокровища и реликвии эпохи Романовых - Николай Николаев Страница 20

С тех пор на картах Гданьского морского пароходства в двадцати милях от берега значится «навигационное препятствие № 73».

Летом 1973 г. польские спортсмены-аквалангисты приступили к обследованию затонувшего корабля. Им помогали польские военные моряки и сотрудники Института судостроения. При первом осмотре ныряльщикам показалось, что на корпусе корабля в некоторых местах видны следы подводной резки. Газеты подняли шум. Исследования продолжались два года, и вот наконец окончательное заключение экспертизы: никаких признаков того, что затонувший корабль был ограблен, не установлено, так же как и не обнаружено на нем никаких следов Янтарной комнаты.

Затем в западногерманских архивах удалось разыскать полную документацию по последнему рейсу «Вильгельма Густлоффа»: поименные списки тех, кто находился на борту, и списки грузов. Янтарной комнаты на борту этого судна не было. Да и зачем в самом деле Коху нужно было тащить ценный груз в Данциг, если рядом были Кенигсбергская гавань и порт Пиллау, а в его личном распоряжении — два прекрасных корабля?..

Курс на запад?

Если Янтарная комната не сгорела, не спрятана в тайниках Восточной Пруссии, не покоится на дне Балтики, то почему не предположить, что ее вывезли на Запад?

Существует аргументация «против» и довольно весомая.

Один из главных аргументов: директор музея А. Роде, отвечавший за ее сохранность, из Кенигсберга не уехал. Не только его сын, но и многие из тех, кто хорошо знал Альфреда Роде, утверждали, что он ни за что бы не расстался с Янтарной комнатой, не выпустил бы ее «из-под крыла» в такое опасное время, и потому ее нужно искать в Кенигсберге.

И все же нельзя упускать из виду конкретную обстановку тех дней! Государственные служащие и мужчины призывного возраста не подлежали эвакуации. Роде был на государственной службе и состоял в «фольксштурме» (территориальном ополчении), куда входили мужчины в возрасте от 16 до 60 лет (Альфреду Роде было 53 года — значит, его могли использовать для военных нужд по месту жительства). В конце января, когда Красная Армия подошла к Кенигсбергу, военнообязанным мужчинам запретили выезд. Альфред Роде был тяжело болен, он страдал болезнью Паркинсона. После бомбежек в августе 1944 г., когда в замке сгорел музей, состояние его здоровья резко ухудшилось: он ходил с палочкой, руки его сильно тряслись. Человеку в таком состоянии вряд ли доверили бы перевозку ценного груза…

Есть еще один важный и загадочный факт.

В мае 1945 г. в Кенигсберг приехали советские искусствоведы. Под руководством профессора Барсова они разыскивали похищенные произведения искусства. Как рассказывал профессор Барсов, доктор Роде прилагал все силы, помогая советским коллегам, но о Янтарной комнате он не упомянул ни разу. А однажды ночью в своем кабинете Альфред Роде сжигал какие-то бумаги! И это в военное время, когда по подозрению в диверсии его могли тут же поставить к стенке! Какая необходимость вынудила его на столь отчаянный шаг?

Множество догадок выдвигалось на сей счет.

Вполне возможно, что доктор Роде подготовил Янтарную комнату к отправке, однако лично в ее вывозе не участвовал — из-за приступа болезни или же потому, что был задействован в «фольксштурме». Поэтому ему не было известно, куда отправлена Янтарная комната. Ничего определенного не знали и его сотрудники, потому некоторые из них и полагают, что ее никуда не вывозят. И если бы доктор Роде согласился дать какие-то показания советским представителям, не сообщая ничего о месте, куда была отправлена Янтарная комната, это выглядело бы подозрительно. ^[19]

Уверенность некоторых исследователей в том, что на Запад Янтарную комнату вывезти не могли, объясняется недостаточным знанием обстановки: эти люди уверены, что в результате мощного советского наступления путь из Кенигсберга на Запад был полностью перекрыт. Рассмотрим эту ситуацию внимательно и конкретно.

22 января 1945 г. советские войска заняли Велау (в 40 км от Кенигсберга). В ночь на 22 января на вокзале Кенигсберга готовился спецпоезд для начальства, который неожиданно передали для эвакуации гражданских лиц. За ним вышел экспресс. Через несколько часов железнодорожная ветка была перерезана наступавшими советскими частями.

31 января советские танки вышли северо-западнее Кенигсберга к морю и перекрыли сообщение с Пиллау по суше. Морское сообщение между обоими портами тоже прекратилось почти полностью.

19 февраля немецкие части с северо-запада и из Кенигсберга сделали отчаянный рывок навстречу друг другу и восстановили сухопутное сообщение между крепостью и Пиллау. Снова наладилось снабжение Кенигсберга и возобновилась эвакуация. Затем началось новое советское наступление, и 9 апреля гарнизон крепости капитулировал.

Таким образом, реальная возможность выбраться из Кенигсберга на Запад существовала:

1) до 22 января — по железной дороге или автотранспортом;

2) до 31 января — морем, железной дорогой, автотранспортом через Пиллау;

3) с 26 февраля по 6–7 апреля — тем же путем, через Пиллау.

И наконец, есть прямой пример того, что этой возможностью не преминули воспользоваться: коллекция произведений искусства, награбленная Кохом на Украине (он называл ее «моя частная, коллекция»), была вывезена из Кенигсберга уже после январского советского наступления. Кох, кстати, опубликовал мемуары, где преподнес мировой общественности новую «сенсацию». Он писал, что из Кенигсберга вместе с «его частной коллекцией» вывезли… Янтарную комнату. Но куда все это направлялось, автор, к несчастью, снова запамятовал.

И все-таки Янтарная комната была вывезена на Запад.

1 мая 1979 г. «Литературная газета» сообщала, что некто из ФРГ располагает твердыми доказательствами в пользу этой версии.

После августовских воздушных налетов на Кенигсберг гауляйтер Кох приказал подыскать надежное укрытие для «своих» сокровищ в центре Германии. С этим поручением директор музея Роде ездил в Саксонию. В бумагах сопровождавшего его человека есть запись от 8 декабря 1944 г. о том, что Роде по возвращении в Кенигсберг немедленно займется подготовкой для отправки в дальний путь «Янтарной комнаты и других уникальных произведений искусства». Срочные поручения гауляйтера отвлекли Роде, и он начал упаковку только в начале января. Несколько сотрудников музея, используя одеяла, матрасы и подушки, бережно уложили янтарные панели в ящики — их было 25–30.

12 января 1945 г. директор Роде уведомлял городское управление по культуре, что Янтарная комната упаковывается. 15 января в замок приехал Г. Штраус и узнал, что Янтарная комната упакована, но директор не знает, куда ее отправлять. Удивительно! Ведь в Саксонии Роде нашел два подходящих места. Возможно, Кох или парт-канцелярия не одобрили его выбора? Так или иначе, Роде сказал своему коллеге Штраусу, что ожидает указаний со дня на день.

Сын директора Вольфганг в последний раз был у отца 14 января, и тот сказал ему, что Янтарная комната в безопасности — или «будет в безопасности»: по прошествии многих лет Вольфганг уже не мог поручиться за точность воспоминаний. Дочь Альфреда Роде Лотти твердо помнила, что Янтарная комната, упакованная в ящики, должна была двинуться на Запад. Она писала: «…в середине января ящики привезли на главный вокзал, но увезти их (из города) было уже невозможно, так как железнодорожное сообщение прервалось. Вернулись ли ящики в подвалы замка, я не знаю».