«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2 - Олег Лазарев Страница 20

Летчики давали о нем хвалебные отзывы. Появление в наших ВВС такого самолета явилось для немцев большой неожиданностью. Из самолетов поля боя Ил-2 они боялись больше других. Он удачно совмещал качества, необходимые для поля боя, являлся и штурмовиком, и легким бомбардировщиком, и тяжелым истребителем, способным вести бой с бомбардировщиками и уничтожать транспортные самолеты. Наземные цели во время штурмовок атаковывались с планирования или с пологого пикирования, при этом летчик в зависимости от варианта машины мог использовать две пушки калибром от 23 (ВЯ) до 37 (ОКБ-16) мм и два пулемета ШКАС. Все пушки имели высокую скорострельность и по тактико-техническим характеристикам превосходили лучшие зарубежные образцы.

Снаряды этих пушек при стрельбе по воздушным и наземным целям обладали большой разрушительной силой. Снаряд 37-миллиметровки весил почти 750 граммов. Достаточно было одного-двух попаданий, чтобы, скажем, «юнкерс» буквально рассыпался. ШКАС имел скорострельность 1800 выстрелов в минуту. Такой скорострельности не имел ни один иностранный образец. Лучшие из них делали не более 1200 выстрелов в минуту.

Помимо пушечно-пулеметного огня, летчик Ил-2 при штурмовке мог использовать реактивные снаряды. Бомбовая нагрузка достигала 600 кг. Бомбометание выполнялось с пикирования или горизонтального полета. Самолет мог брать выливные авиаприборы – ВАПы, снаряжавшиеся фосфором. Для обороны задней полусферы воздушный стрелок имел крупнокалиберный пулемет УБТ. К концу войны на некоторых самолетах вместо пулемета устанавливалась 20-мм пушка Б-20. Жизненно важные части самолета бронировались удобообтекаемой бронезащитой, закрывавшей двигатель, водомаслорадиаторы, летчика, топливные баки и частично воздушного стрелка.

Наиболее толстой броней защищался задний топливный бак. В целом ее толщина составляла от 6 до 12 мм. Кабина летчика, кроме боковых передних откидных щек фонаря, имела пулестойкое бронестекло. Фонарь кабины был также бронирован. Такой мощной защиты не имел ни один самолет в мире. На Ил-2 стоял мотор Микулина АМ-38Ф, развивавший мощность до 1750 л.с.

Претензии фронтовых летчиков к самолету сводились, пожалуй, к одному: их не устраивал прицел для бомбометания и стрельбы. Он находился перед головой летчика, и при вынужденной посадке на фюзеляж очень многие разбивали о него лицо. Вместо прежнего, коллиматорного, прямо на лобовом стекле кабины сделали очень простой, как о нем говорили, проще не придумаешь, визир Васильева, именовавшийся ВВ-1. Визир был универсален. Он позволял производить и бомбометание, и воздушную стрельбу. Визир очень понравился летчикам и не представлял никакой опасности в случае вынужденной посадки.

Большим достоинством самолета являлась его живучесть. Ни один самолет не был так живуч и устойчив в полете при повреждении его несущих поверхностей от огня зенитной артиллерии или истребителей. Сколько было случаев сильного повреждения машин, при которых другие типы самолетов не могли бы лететь или дотянуть до своей территории. А на «иле» тянули. У меня был случай, когда пробоины были такого размера, что сейчас стесняешься об этом говорить людям, разбирающимся в авиации. Не поверят. Посчитают охотничьей байкой. И с этими пробоинами я дотянул до своего аэродрома. После посадки самому иногда не верилось, что смог долететь на такой машине.

Несмотря на многие достоинства самолета, летчики имели к нему и претензии. Прежде всего, это невысокая скорость полета, не позволявшая ему оторваться от истребителей. Не слишком высокая маневренность и большой вес не позволяли более эффективно вести воздушный бой с истребителями; недостаточно хороший обзор из кабины, особенно в задней полусфере. Неважный обзор был через бронированные стекла кабины, изготовленные не из сплошного стекла, а из множества отдельных пластин, которые на некоторых машинах не были хорошо подобраны и искажали просматриваемое пространство, имели всевозможные дефекты. Но, как известно, человек ко всему привыкает и со всем мирится. Так и летчики-штурмовики привыкали к самолету Ил-2. Нам он нравился, и на другие типы почти никто переходить не хотел. Кабина Ил-2 была немного похожа на горб, за что наземные войска прозвали его «горбатым».

В середине октября полку вместо литерного наименования присвоили номер. Он стал 951-м штурмовым авиационным полком (ШАП). К моменту прибытия основной массы командного летного состава мы, рядовые летчики, полностью закончили изучение новой материальной части. Осталось сдать зачеты и приступить к полетам, а затем, получив самолеты, отправляться на фронт, но этого не произошло. Нашу первую эскадрилью вместе с ее командиром капитаном Сухих перевели в другой полк. Полки, как нам сказали, будут теперь не двух-, а трехэскадрильного состава. Соответственно, в полку теперь будет не 24, а 36 самолетов.

Полк, в который нас перевели, ранее был 136-м бомбардировочным. Прибыл он с фронта на переформирование. В полку, кроме двух молодых летчиков, старших сержантов Сидоренко и Шутенко, не оказалось ни одного летчика, отсутствовал и весь руководящий состав. В наличии был лишь инженерно-технический состав. На фронте полк летал на самолетах СБ. Вскоре номер полка сменился на 893-й. Старый, 136-й, фактически прошел две стадии формирования. При этом он во второй раз поменял номер. Наша бывшая 1-я эскадрилья в новом полку стала 3-й. Две первые были почти полностью укомплектованы летным и техническим составом, но к изучению новой материальной части только приступили.

Чтобы не терять время и лучше изучить самолет Ил-2, нашей эскадрилье пришлось повторно вместе с ними изучать уже пройденный материал. Осеннее ненастье резко снизило интенсивность полетов. Как только позволяла погода, к полетам прежде всего приступали полки, у которых программа переучивания подходила к концу, также те, которые закончили теоретическую подготовку. Наш полк хоть и закончил ускоренным методом изучение новой материальной части и сдал по ней зачеты, но к полетам не приступал – ждал своей очереди.

В разгар учебы прибыл долгожданный командир. Он отличался от Цветкова во всех отношениях, а главное тем, что много внимания уделял своему внешнему виду, строевой выправке. Полку он был представлен политработником бригады, с которым Крешков держался непринужденно, называя его на «ты». Мы не знали, откуда он прибыл, но по тому, как он относился к личному составу, чувствовалось, что ранее был школьным работником. Педантично требовал выполнения всех приказов и указаний, отличного внешнего вида, хорошей строевой выправки, ходить не сутулясь, с расправленной, как при глубоком вдохе, грудью, при ходьбе не «смурыгать» ногами.

Сам держался браво, ходил, оттягивая носки ног, любил прихвастнуть. Нередко рассказывал о своей службе в двадцатые годы в кавалерии. Как он в те годы в свободное от службы время вечерами проводил приятные минуты с девушками на танцах, куда ходил в отлично подогнанном обмундировании. На сапогах были шпоры с малиновым звоном. Этот звон особенно, как он говорил, привлекал девушек.

Когда на построении комполка выходил перед строем, грудь всегда держал приподнятой. Знаки отличия, пуговицы, сапоги блестели, как на строевом смотре или параде. Говорил он четкими отрывистыми фразами, смотря при этом на личный состав и наблюдая, какое впечатление он производит на окружающих. Хотел казаться добрым и даже справедливым командиром. На самом деле он был ни тем, ни другим. По любому поводу, если усматривал какое-то нарушение или если ему что-нибудь не нравилось, без всякого объективного разбора «нарушителя» наказывал. За чрезмерную строгость мы его прозвали «грозным».