История Японии. Между Китаем и Тихим океаном - Даниель Елисеефф Страница 20

В 1268 г. посланники монголов явились в Дадзайфу (порт па севере Кюсю, где с древних времен приставали китайские и корейские суда), но Ходзё нелюбезно отослали их обратно; когда монголы вернулись в следующем году, официальные лица в бакуфу на сей раз проигнорировали их. Несомненно, это было грубой ошибкой. Через три года — что представляется нормальным с учетом расстояний — монгольские армии, уже практически господствовавшие над всем Китаем, в 1271 г. попытались вторгнуться в Японию, рассчитывая найти там много золота. Это была легенда, побуждавшая верить в необоснованные россказни, но ложные представления часто живучи. К счастью для японцев, монголы еще плохо справлялись с кораблями, которые отобрали у китайцев. Так что вторая попытка, в 1274 г., закончилась не лучше первой. Однако третья едва не завершилась успехом, тем более что монголы, избавившись от китайского фронта, поскольку Китай был полностью завоеван, теперь могли бросить все силы против маленького строптивого государства. Но, когда монголы появились вновь в 1281 г., с большими силами, чем когда-либо, флот династии Юань был уничтожен божественным тайфуном (камикадзе) в бухте Хаката (Фукуока). Те из монголов, кто чудом спасся от гибели, сумели бежать, чтобы уже больше не возвращаться. Понемногу страсти улеглись, и на смену воинам пришли интеллектуалы. В 1299 г. через посредство монахов интеллектуальные связи с Китаем снова оживились.

Именно с этого момента — отразив монгольские вторжения — японцы усвоили тот этноцентризм, в котором их столь часто упрекают сегодня. Поскольку известно, какое место в японском обществе занимает буддизм, вполне очевидно, что он привнес доктринальную подоплеку в этот этноцентризм, за что некоторые ныне охотно порицают его, но это другая история. Достоверно лить то, что в XIV в. буддизм стал одновременно национальным и антиклерикальным: с одной стороны, японцы еще меньше, чем когда-либо, желали полагаться на духовенство, сформированное в другом месте, на континенте. Однако на практике ситуацию осложняло то, что тогдашние властители, буси, числили в своих рядах лишь невежественных солдафонов. Общая неразбериха во власти приводила даже к тому, что самые могущественные из них не могли обойтись без изысканного воспитания; а ведь такое воспитание они могли получить только от монахов, проникнутых высокой эталонной культурой, то есть китайской. С другой стороны, в жизни воинов, часто беспокойной и опасной по своей природе, где за ними неутомимо охотились кровные мстители, только монастыри могли давать возможность спасительного убежища.

Поэтому персонаж буси, сбривающий волосы и становящийся монахом на время, пока они отрастут, в то время занял важное место, которое позже отдадут ему романы, но которое не было выдумкой литераторов. Тогда же и буддизм (в данном случае в основном Дзэн), казалось, предоставлял теоретические обоснования для социальной дискриминации (особенно людей, не входящих в касты), отчего в наше время прошли дебаты, посвященные «критическим исследованиям» японского буддизма, участники которых стремились доказать, что Дзэн — уже не буддизм, потому что делает акцент скорее на понятиях природы вещей, чем на понятиях причинности; этот спор далеко не привел к ясным выводам и с обеих сторон был лишен политических намерений, но все-таки указал новые подходы к проблеме.

Непрочный успех рода Асикага

Асикага Такаудзи (1305–1358) — герой, вставший за дело императора и однако заработавший на этом лишь дурную репутацию. Правда, когда он выступил на стороне императора Го-Дайго, он несомненно думал не столько о спасении суверена, сколько о том, как бы оттеснить представителей режима Камакуры и добиться своего назначения сёгуном на их место. Кстати, император Го-Дайго, не сознавая этого, вымостил ему путь.

Го-Дайго (царствовал в 1319–1339 гг.) известен в японской истории тем, что все царствование с оружием в руках боролся за возвращение светской власти, ускользнувшей из рук его предков уже намного более века назад. Открытые военные действия между приверженцами императора и войсками сёгуна начались в 1324 г. и после разных перипетий закончились победой императора, который в 1333 г. провозгласил, что вся власть отныне находятся в Киото, и возглавляет ее лично он: это была «реставрация эры Кэмму». Своим успехом император был в основном обязан двум героям дня — Кусуноки Масасигэ (1294–1336), вскоре ставшему самым популярным и уважаемым олицетворением рыцарской верности суверену, и как раз Асикага Такаудзи, полководцу, изначально служившему регентам Ходзё и, следовательно, делу Камакуры, но удачно перешедшему в другой лагерь.

Император, несомненно опьяненный успехом, забыл простую истину: кто может изменить один раз, может изменить и в другой. Так что коварному Такаудзи не понадобилось много времени, чтобы счесть свою помощь не оцененной по достоинству, и, коль скоро это он вернул императора на его место, он также мог его изгнать, что и сделал в 1335 г., восстановив и закрепив новым сводом законов в 1336 г. к своей выгоде полномочия сёгуна. Бедный Го-Дайго мог найти спасение лишь в паническом бегстве в лесные регионы Ёсино, к югу от Нары. Он организовал там двор «сопротивления», в то время как Такаудзи посадил в Киото другого императора, о котором тогда говорили, что он управляет «Северным» двором. Гражданской войне, которая началась после этого, предстояло продлиться до 1392 г. и закончиться гораздо позже, чем умерли оба первых ее главных героя. Но Такаудзи на какое-то время сумел осуществить все свои замыслы: он основал новую династию сёгунов, а позже род «северных» императоров, поддержанный им, был признан легитимным.

Эпоха Муромати (1392–1573)

Итак, Асикага Такаудзи смог в 1338 г. добиться, чтобы за ним признали вожделенный титул сёгуна. Он поселился в Киото, в квартале под названием Муромати, и поэтому тот период, около двухсот тридцати лет, когда род Асикага реально или символически держал бразды правления, назвали «эпохой Муромати». Это было время парадоксов: для данного периода, на который бесспорно приходятся глубокие перемены в культуре и искусстве Японии, вопреки всем ожиданиям довольно трудно выявить хронологию.

Может быть, червь находился в плоде с самого начала. В самом деле, если Такаудзи и вправду получил титул сёгуна, он никогда не мог претендовать на то, чтобы его считали единоличным владыкой. В то время как он правил в Киото, представитель младшей ветви его рода занимал в Камакуре должность вице-сёгуна. Это дублирование судебной и исполнительной власти можно было понять, и оно даже выглядело неизбежным из-за расстояний и региональных различий, но ведь младшая ветвь, тоже с самого начала, не жалела никаких усилий, чтобы оттеснить старшую. Надо сказать, обстоятельства способствовали возникновению такой ситуации: едва Такаудзи вступил в свою должность, инцидент с династическим наследованием позволил любому, кто рвался в драку, поднять массу приверженцев на борьбу за дело той или иной стороны, в равной мере правое и неправое. Столкнулись два кандидата на сан императора, имевшие одинаково благородное происхождение, а значит, в равной мере достойные высшей должности. Сторонники так называемого «северного» рода, как и сторонники «южного», пытались одержать верх, разоряя центр Японии в ходе нескончаемых и убийственных погонь друг за другом. Это печальное время династического раскола японские историки вскоре назвали «эпохой Северной и Южной династий», но аналогии с известным периодом в китайской истории. Императорская власть воссоединилась только лет через шестьдесят, в 1392 г.; наконец единство, мир? Трудно поверить!