Повседневная жизнь во времена трубадуров XII-XIII веков - Клоди Дюамель-Амадо Страница 20

Все цветет, вокруг весна! / Эйя! / Королева влюблена, / Эйя! / И, лишив ревнивца сна, / Эйя! / К нам пришла сюда она, / Как сам апрель, сияя ^[82].

В XV веке Церковь решит поставить всех апрельских королев под знамена Святой Девы и сформировать из них «Легион Марии», которой отныне посвящается месяц май.

А на другом конце календаря, перед праздником Рождества, 21 декабря, начинается праздник «дураков». И снова речь идет о пародии, однако теперь эту пародию разыгрывают в стенах соборов, ибо на дворе стоит зима. В одном из соборов, например, Экс-ан-Прованса или Арля из числа мальчиков, поющих в церковном хоре, избирается «дурацкий епископ». Остальным мальчикам из хора каноники предоставляют возможность занять их место и вместо них вести службу… ^[83]

Праздники по случаю бракосочетания — первого или же очередного, повторного (ибо в те времена смертность была очень высока: женщины умирали от родов, а мужья часто были значительно старше своих жен) — предоставляли множество поводов для веселья — как куртуазного, так и площадного. Начиная с 1205 года консулы города Тулузы вынуждены были установить определенные правила, согласно которым жонглеры имели право входить в частные дома и оставаться в них только на время свадебных торжеств и непременно в присутствии хозяина дома ^[84]. Тут можно вспомнить об обычае музыкантов устраивать жуткую какофонию для тех, кто вступал в брак повторно; можно также вспомнить и о том, как после бракосочетания Арчимбаут делал приготовления, необходимые для «вступления» его юной супруги Фламенки в город Бурбон: вдоль улиц были расставлены столы с едой, всюду высились горы пряностей и пахучих трав, которых припасено было так много, что на каждом углу их сжигали в котлах, дабы в воздухе растворялось благоухание. В XV веке Жан Фуке в рукописи «Больших Французских Хроник» нарисует парадные «вступления короля», церемониал, отныне превратившийся в светский, гражданский праздник; однако на этом празднике не видно бьющего через край южного изобилия!

Сеньор на празднике; щедрость сильных мира сего

Как заметила Линда Паттерсон, самые пышные праздники, устраивавшиеся на христианском Западе, приходятся на десятилетие с 1170 по 1180 год; торжества эти проходили при аристократических дворах Окситании и отличались поистине королевской и княжеской роскошью. ^[85]

В хронике тех лет, написанной монахом Жоффруа де Вижуа, в юности получившим образование в монастыре Святого Марциала в Лиможе, рассказывается забавная история, случившаяся в конце предшествующего века при дворе Гильема IX, герцога Аквитанского ^[86]. Эблес II, виконт Вентадорнский, прозванный трубадурами «Певцом», был другом и одновременно вассалом Гильема, ибо его владения находились в одном из четырех виконтств, расположенных на территории домена, принадлежащего графу де Пуатье.

Однажды Эблес прибыл ко двору в Пуатье в обеденный час, и граф без всякого предупреждения отдал распоряжение устроить по такому случаю пир. Однако приготовления к празднеству затянулись, и Эблес в нетерпении воскликнул: «Не стоило идти на такие большие расходы, чтобы доставить удовольствие столь ничтожному сеньору, как я!» Спустя некоторое время граф де Пуатье неожиданно явился в замок Вентадорн; сопровождало его, как утверждает хронист, более сотни всадников. Эблес сидел за столом. Поняв, что его сеньор пожелал испытать его, он тотчас приказал принести прибывшим гостям воды для омовения рук и принял их как должно, то есть проявил щедрость и широту души. Всем окрестным крестьянам было отдано распоряжение живо нести в замок на кухню побольше съестных припасов. Крестьяне собрали все, что имели: кур, уток, пернатую и иную дичь, так что вполне хватило бы даже на пир по случаю княжеской свадьбы. А вечером в замок, без ведома его хозяина, пришел крестьянин, ведя за собой повозку, запряженную быками; приблизившись, он громко, будто исполняя обязанность глашатая, объявил: «Подойдите сюда, товарищи графа де Пуатье! Взгляните, как развешивают воск при дворе сеньора Вентадорнского!» Продолжая выкрикивать свои слова, крестьянин забрался на телегу и топором разрубил обручи на стоявших в повозке бочках: оттуда посыпались свечи чистейшего воску. Затем он повернулся и отправился к себе в деревню Мальмон. Граф де Пуатье не поскупился на похвалы находчивости и смелости виконта Вентадорнского. Эблес наградил крестьянина, одарив его фьефом Мальмон с правом передачи его по наследству, дабы потомки крестьянина могли беспрепятственно владеть им. Сумев проявить щедрость (largueza — одна из куртуазных добродетелей, воспетых трубадурами) по отношению к своему сеньору, Эблес обязан был поступить вдвойне великодушно, награждая своего вассала, который, принимая во внимание свое низкое положение, проявил поистине верх остроумия. Если верить этой истории, можно прийти к заключению, что в то время куртуазный кодекс уже оказывал свое облагораживающее влияние на отношения в обществе.