Из ада в рай и обратно. Еврейский вопрос по Ленину, Сталину и Солженицыну - Аркадий Ваксберг Страница 20

Лозунги подкреплялись делами. Еще при Ленине политбюро приняло постановление, разрешавшее образовать «Еврейский общественный комитет помощи пострадавшим от войн, погромов и стихийных массовых действий» (так стыдливо именовалось поголовное уничтожение евреев в городах и местечках, главным образом, Украины и Белоруссии – резня, которую устраивали «на равных» сражавшиеся друг с другом красноармейцы, петлюровцы, махновцы). Было разрешено создать и региональные отделения комитета «с условием обеспечить в них большинство за коммунистами»[18]. Это был прообраз будущего Еврейского Антифашистского Комитета, созданного во время войны, который, не будучи в состоянии предвидеть последствия, надеялся стать своеобразным комиссариатом по еврейским делам – защитником еврейских интересов. Сталин голосовал вместе со всеми за создание того, первого советского, комитета такого рода[19] – поступить в ту пору иначе он, естественно, не мог.

Тот комитет создал, в свою очередь, Еврейское телеграфное агентство, которое информировало о положении евреев и их жизни в стране Советов международную общественность. Следуя правде и преисполненное самых добрых чувств к породившей его советской власти, агентство сообщало и об антисемитских проявлениях, и о том, как органы власти непримиримо относятся к этому. Такая правда власть не устраивала – корреспонденции агентства вызвали гнев Лубянки. Его быстро закрыли[20].

Формальным поводом послужила переданная агентством информация о том, что в административном порядке была произведена массовая высылка из Москвы «социально-паразитического элемента» – среди высланных было очень много евреев[21]. Хотя специальной антисемитской направленности в данной акции не было, характерно другое: Лубянка испугалась, что ее в этом заподозрят. По известной пословице: на воре шапка горит…

Как ни странно, особым рвением в борьбе с любым проявлением интереса к национальным еврейским проблемам в сфере образования и культуры отличалась Еврейская секция ЦК ВКП(б) – М. Горький, болезненно относившийся к малейшему ущемлению еврейских прав и еврейского национального чувства, реагировал на это вполне недвусмысленно: «Эти сволочи способствуют антисемитизму»[22]

Вся эта возня происходила за кулисами, при закрытых дверях, о ней знали лишь те, кто в ней сам принимал участие, и немногие посвященные. Внешне же еврейская культурная жизнь забила ключом, а этнические евреи отнюдь не скрывали своего происхождения: власти всячески подчеркивали, что, будучи гонимыми при прежнем режиме, евреи обрели теперь полное равноправие и защиту от любых посягательств. Но при этом власти поддерживали лишь такую еврейскую культуру, которая, будучи национальной по форме, непременно несла бы в себе социалистическое содержание.

Московская еврейская студия «Габима», пытавшаяся опереться на библейский эпос и древние религиозные мотивы, то есть обратиться к глубинным корням еврейской истории, не устраивала коммунистический Кремль. Ее не спасла и страстная защита М. Горького. Обвиненная во внутринациональной замкнутости и мистицизме, «Габима» была вынуждена эмигрировать и, после долгих скитаний по Европе и Америке, найти наконец свое место в Израиле. Зато еврейский советский театр на языке идиш, считавшийся тогда языком «живым» и «народным», в отличие от «мертвого» иврита, получил мощную государственную поддержку и стал очагом зарождающейся еврейской национальной культуры «нового типа». Он был создан при активном содействии советского наркома просвещения Анатолия Луначарского сначала как Еврейский камерный театр, затем как Государственный Еврейский театр во главе с Абрамом Грановским (Азархом).

После того как в конце двадцатых годов, оказавшись на гастролях за границей, Грановский стал невозвращенцем, театр возглавил Соломон Михоэлс (Вовси). Поступок Грановского нисколько не повлиял на отношение Кремля к самому театру, пользовавшемуся тогда самой высокой поддержкой. Вокруг театра сразу же объединились прежде всего блистательные художники Марк Шагал, Натан Альтман, Роберт Фальк, Исаак Рабинович, Давид Штеренберг, Александр Тышлер, композиторы Александр Крейн и Лев Пульвер. Специально для театра работали драматурги Арон Кушниров, Иехезкиль Добрушин, Перец Маркиш, Давид Бергельсон, Исаак Нусинов, Самуил Галкин, талант которых не имел бы возможности получить развитие, если бы не существовал театр, охотно воплощавший на сцене то, что они создавали. Рядом с Михоэлсом выросла плеяда очень одаренных еврейских артистов, среди которых звездой первой величины блистал непревзойденный, изумительный Вениамин Зускнн. Еврейский театр, для которого власти предоставили великолепное здание в центре Москвы, на протяжении многих лет был одним из самых посещаемых театров советской столицы: на его спектакли с большим трудом можно было достать билеты, особенно на общепризнанный шедевр – шекспировский «Король Лир», – поставленный Михоэлсом, где он сам сыграл главную роль.

Еврейские театры или студии, находившиеся на полном государственном обеспечении, были созданы и в других городах страны (самый профессиональный из них работал в Киеве) – там, где имелось достаточное количество потенциальных зрителей, лучше или хуже владевших идиш. Впрочем, значительную часть публики составляли русские зрители, языком не владевшие и обходившиеся без перевода. Это был поистине нескончаемый праздник искусства, который не только в двадцатые, но, по сути, и в тридцатые годы не был омрачен ядом антисемитизма. Наряду с большим числом еврейских школ, клубов, эстрадных групп и отдельных исполнителей (певцов, музыкантов, чтецов) эти процветавшие коллективы свидетельствовали о том, что евреи на самом деле, а не декларативно, влились на равных в большую семью народов, населявших Советский Союз, и что они могут беспрепятственно развивать свою культуру.

Кроме собственно своей, национальной, культуры, мощное еврейское присутствие ощутила и культура русская, как и украинская и белорусская, где очень заметное место заняли таланты из замкнутой еще в недавнем прошлом еврейской среды. Прежде всего заявила о себе большая группа писателей, выходцев из традиционно еврейской Одессы, которые переселились в Москву: «яркие, насмешливые, несдержанные и романтичные южане», как называл их Илья Эренбург. Они думали, говорили и писали по-русски, они принадлежали русской литературе, но в их творчестве явственно зазвучала неповторимая еврейская интонация и развивались сюжеты из еврейской жизни. Точно так же русский писатель (стопроцентно этнически русский!), написавший роман из французской жизни (исторический, скажем), остается русским писателем, а отнюдь не французским.

Имя Исаака Бабеля стремительно вошло в литературу – он стал одним из самых популярных писателей своего времени. Его коллеги и земляки публиковались главным образом под псевдонимами, но происхождение свое не скрывали, да и не могли скрыть, поскольку еврейская нота «выпирала» из каждой написанной ими строки: Эдуард Багрицкий (Дзюбин), Михаил Светлов (Шейнкман), Илья Ильф (Файнзильберг), Вера Инбер (Шпенцер)… Наряду с ними вошла в русскую литературу большая группа писателей еврейского происхождения из других регионов страны, что еще совсем недавно нельзя было себе даже представить: Василий Семенович (Иосиф Соломонович) Гроссман, Самуил Маршак, Илья Сельвинский, Лев Кассиль, Владимир Лидин (Гомберг), Вениамин Каверин (Зильбер), Семен Кирсанов, Евгений Шварц, Иосиф Уткин, Рувим Фраерман, Агния Барто, Лев Никулин (Ольконицкий) Михаил Голодный (Эпштейн) и множество других, очень в то время популярных. Их изучали в школах, их стихи заучивали наизусть, о них писали газеты, их издавали огромными тиражами, они были обласканы и осыпаны орденами.