Песнь меча - Розмэри Сатклиф Страница 20

— Женские хоромы там наверху, за яблоней возле кухни. Ты их не пропустишь.

Бьярни обогнул усадьбу и оказался среди привычного скопления домов, конюшен и коровников, кухонь, амбаров и жилищ для гостей, и тут он увидел женские хоромы, оседавшие под тяжестью толстой вересковой крыши, а рядом — потрепанную ветром яблоню, высокую, до самого конька крыши, с маленькими желтовато-коричневыми яблоками, которые ловили лучи заходящего солнца между выжженными солью листьями. На ковыле под яблоней три рыжие девочки собрались вокруг корзины свежевыкрашенной шерсти. Две старшие, двенадцати и десяти лет, развешивали влажные коричневые мотки на веревку, протянутую между нижними ветвями яблони, а младшая сидела неподалеку и напевала песенку рыжему полосатому котенку у нее на руках. Они взглянули на Бьярни, когда он проходил мимо, и вернулись к своим делам.

Входная дверь была открыта, вся в тенях от очага и отблесках факелов. Бьярни остановился у порога и заглянул внутрь.

Лучи заходящего солнца, пробивались сквозь узкие роговые окна под крышей, смешивались с пламенем очага и освещали комнату. Все в ней было неторопливо, без суеты. Одна женщина работала за ткацким станком у окна, где было еще светло, и две девочки пряли неподалеку. Другая переворачивала плоские овсяные лепешки на печном камне, и волосы падали на ее разгоряченное лицо. А самая старшая женщина, с более крупными и красивыми чертами лица, чем у остальных, сидела на низком резном стуле у огня и зашивала прореху на плече огромной красной накидки на подкладке из волчьей шкуры. Сама она была одета в богатое темно-зеленое, почти черное платье, украшенное вышитым золотом воротником, и две прекрасные пятнистые гончие лежали у ее ног, в складках платья. Она склонила голову над работой; волосы ее, собранные в пучок, как у поселянок, наверное, в молодости были иссиня-черными, а теперь будто кто-то осыпал их пеплом.

Несложно угадать, кто из них леди Од; Мудрая Од, которая когда-то была супругой короля Олафа Белого из Дублина. Ее выдавало богатое платье и то, что она сидела на единственном стуле в комнате. Но Бьярни, стоя на пороге и заглядывая внутрь, почувствовал, что узнал бы ее среди множества женщин в таких же платьях и на таких же стульях.

Стрекот веретена и ленивый разговор женщин смолкли, и собаки глухо заворчали. В ответ Бьярни почувствовал почти беззвучное рычание у своей ноги и легонько дернул Хунина за поводок. Только собачьего боя ему сейчас не хватало.

— Тихо, Виг! Тихо, Аса! — произнес голос, слишком низкий для женского. Леди Од подняла голову, и Бьярни встретился взглядом с самыми темными глазами, какие он когда-либо видел, немного раскосыми, на состарившемся и все еще прекрасном широком лице. Говорили, что в жилах леди Од течет кровь народов с дальнего севера, и, наверное, в этом источник ее мудрости…

— Заходи, чужестранец, и скажи, что привело тебя.

И, удерживая Хунина за ошейник, Бьярни вошел в просторную комнату и встал рядом с очагом.

— Госпожа, я Бьярни с корабля Хериольфа Купца, который стоит сейчас в вашей гавани. Мне сказали, что здесь я найду того, кто владеет знаниями и настолько добр, чтобы вылечить рану на лапе моего пса, которую он получил пять дней назад, — он с тревогой посмотрел на нее. — Это хороший пес, он дорог мне.

— Как и большинство собак тем, кто их любит, — ответила леди Од и погладила голову пятнистой гончей. Затем она повернулась к женщине за ткацким станком:

— Мергуд, оставь работу, тут понадобится твое врачевание.

Женщина выпустила из рук челнок и подошла к очагу, опустившись на колени рядом с Хунином.

— Покажи-ка мне, — сказала она с легким напевным акцентом, выдававшим чужестранку.

Бьярни держал Хунина за ошейник, с тревогой наблюдая, как она достала из-за пояса небольшой нож и разрезала перепачканные тряпки на лапе пса. Хунин заскулил и хотел отдернуть лапу, но даже не пытался укусить, словно зная, что ему не причинят вреда.

Когда последние тряпки были сняты, Мергуд глубоко вздохнула при виде изуродованной лапы, красной и опухшей, с отвратительным мокрым месивом вместо двух средних пальцев. Она взяла Хунина за подбородок и притянула к себе, чтобы посмотреть ему в глаза:

— Боже мой, как тебе не повезло, — сказала она псу, а потом Бьярни, — держи его крепче, я принесу мазь.

Поднявшись, она исчезла за дверью, под разноцветной завесой, украшавшей стены комнаты.

К ее возвращению все остальные подошли ближе, чтобы посмотреть на пса. Трое детей тоже вошли в комнату, младшая все еще прижимала к себе полосатого котенка; и даже леди Од отложила шитье и наклонилась вперед, чтобы лучше видеть.

— Кто это сделал? — спросила она, когда Мергуд снова опустилась на колени, положив на пол целебные снадобья. Она взяла кувшин с водой, и стала промывать ноющую рану Хунина.

— Онунд Деревянная нога, — ответил Бьярни.

— Неужели? Онунд Деревянная нога? Пес гнался за его оленем?

— В Барре мало оленей.

— Тогда почему?

Минуту Бьярни молчал, а потом стал объяснять подробно:

— Там была девушка…

— Она тебе нравилась? — спросила леди Од, нахмурившись.

— Нет. Я ей нравился, и мне надоело делать вид, будто я этого не замечаю… Был свадебный пир Онунда, и мы танцевали…

Он задумался, почему, ради всех богов Асгарда [44], он решил рассказать эту запутанную и неприглядную историю незнакомой женщине. Неужели только потому, что она попросила? Но он продолжил, пытаясь расставить все по местам и быть честным.

— Она выбежала ко мне из круга танцующих девушек и хотела увлечь за собой. Я был пьян, наверное. Я оттолкнул ее к стоявшему рядом парню, а сам схватил другую девушку и стал с ней танцевать. А та девушка была дочерью жреца Одина. Потом, как мне кажется, она оклеветала меня перед своим отцом. Была гроза, и, по-моему, она внушила ему, что Повелитель грома разгневался, потому что мы не принесли ему жертву — Одину и Фригг достались черный баран и белый ягненок, как и полагается на свадьбе, — и он потребовал себе черного пса.

Тут Бьярни запнулся и умолк; дальше история становилась совсем запутанной, но, начав, он должен был довести рассказ до конца.

Мергуд закончила промывать лапу Хунина и втирала в рану вонючую зеленую мазь.

— Плохая девушка, — сказал ребенок, обращаясь к рыжему котенку у него на руках. Казалось, она прекрасно понимала, о чем идет речь.

Бьярни глубоко вздохнул и продолжил:

— Затем, когда мы проводили невесту к Онунду, жрец пришел за Хунином — моей собакой — чтобы принести его в жертву. Началась драка. Онунд вышел с мечом, чтобы во всем разобраться. Он сделал это с Хунином, чтобы побыстрее разрешить спор.