Волки и волчицы - Андрей Ветер Страница 20

— Прекрати мерзкую болтовню, раб. Ты думаешь, что я поддамся испугу и поверну назад, ослушавшись приказа императора? Будь проклят этот жирный тупица! Да обрушат боги на него свой гнев! Молчи, раб, молчи, у меня и без твоих слов настроение никуда не годится… Что там за шум на дворе?

— Какое-то жалкое шествие, — ответил Тразил, выглядывая в окошко. — Дюжина людей в грязной одежде, звенят систрами.

Траян поднялся на ноги и высунул голову наружу, но сквозь окно смотреть было неудобно. Набросив на плечи плащ, Траян вышел из своей комнатушки и шагнул на пыльную улицу.

— Я думаю, что это служители сирийской богини. Вон они катят на тележке раскрашенную статую. Они бродят по всей Италии, нищенствуют, — сказал семенивший за ним Тразил.

Из ближайших домов высыпали женщины, нарядившись в пёстрые одежды и покрыв лица густыми белилами. Некоторые из них облачились в белые туники, поддерживаемые узкими пурпурными поясами. Все они явно предвкушали развлечение.

Бродячие поклонники сирийской богини, известной за пределами Италии под именем Атаргатис, приближались к крохотной городской площади. Пятеро из них бешено дули в свои флейты и неистово прыгали под какофонические звуки. Высокий старик с седеющими висячими локонами возглавлял процессию. Его лицо было размалёвано краской грязно-бурого цвета, глаза сильно подведены. В правой руке он держал медную погремушку, рукоятка которой загибалась кольцом, и прикреплённые к ней три маленькие палочки при каждом встряхивании издавали пронзительный звон.

То и дело кто-нибудь из процессии взмахивал рукой и яростно стегал себя кнутом по плечам. Шагавший позади старика худощавый мужчина был весь залит кровью; он сжимал в руке кривой нож и медленными движениями, словно наслаждаясь ими, разрезал кожу на своей груди и животе.

— Ты ведь галл? — Траян шагнул к старику. — Я вижу это по твоим грязным косам. Что за представление вы тут устраиваете? Зачем уродуете свои тела?

— Мы оказываем знаки внимания нашей богине, почтеннейший господин.

— Зачем же вы издеваетесь над собой? Что за глупость? — спросил римлянин. — Боги подарили вам тела, налив их силой для того, чтобы они служили полезным делам. Вы же просто уничтожаете их.

— Что за беда, господин? Разве мы хуже относимся к нашим телам, чем те, которые целыми днями пьют вино и пожирают жирные куски мяса? Мы ничуть не больше увечим себя, чем знатные люди за пиршественными столами. Разве что мы более честные, так как не обманываем себя приятными ощущениями…

— Ты говоришь ерунду!

— Я говорю то, что знаю, но я не навязываю тебе моих мыслей. Живи, как умеешь, благородный господин.

— Почему ты, рождённый галлом, поклоняешься не своим божествам, а какой-то сирийской богине? Объясни мне!

— Разве дело в имени, господин? Ты и многие другие называют её сирийской богиней. Люди любят давать имена всему, что их окружает, чтобы было легче пользоваться вещами. Когда нечто получает имя, оно становится как бы доступнее, понятнее, привычнее. Но у божества не может быть имени, ибо оно не предметно. Греки считают, что Атаргатис есть их Афродита, другие смешивают её с Деркетой. Вы, римляне, называете её сирийской богиней. Пусть так. Храм Атаргатис — самый большой в Сирии, я видел его и был поражён его размерами. В моей стране нет таких святилищ. Но это ничего не означает. Размер храма не сделает богиню более могущественной или более слабой. Не из-за этого я поклоняюсь ей. Да и не ей вовсе я служу. Раскрашенная деревянная фигурка, которую мы возим за собой, лишь символизирует силу, помещённую в женское тело. Это символ плодородия и бесконечного возрождения.

— Ты любопытно рассуждаешь, галл. Я бы с удовольствием взял тебя с собой, чтобы беседовать вечерами, так как путешествующий со мной раб глуп.

— Ты сам выбрал его себе в спутники, господин, — Галл покачал седыми космами. — А мне не для чего странствовать с тобой. Я уже не раз бывал в Британии.

— Откуда тебе известно, что я направляюсь в Британию? — вздрогнул Траян.

— Разве это тайна? Разве ты скрываешь от небожителей свои мысли?

— Быть может, владыкам Олимпа и ведомы мои мысли, но ты-то простой человек, — подозрительно сощурился Траян.

— Ты пришёл из великого города, римлянин, но ты более невежествен, чем многие рабы, хоть и считаешь себя образованным гражданином. Я поклоняюсь Богу, а ты — лишь статуям богов. Кому же из нас двоих будут открыты тайные замыслы, как ты думаешь?

— Что ты позволяешь себе говорить, жалкий старик? Я отрежу тебе твой поганый язык, чтобы напомнить тебе о твоём месте!

— От этого моих знаний не убудет, а твоих не прибавится. Да и знаешь ли ты, где моё место, римлянин?

— Ты произнёс это так, словно тебе известны моё место и мой путь, — чуть спокойнее ответил Траян. Ему стало не по себе от уверенности седовласого варвара.

Старик без всякого смущения шагнул к Траяну и приложил ладонь своей левой руки ко лбу римлянина. Смотревший на эту сцену со стороны раб Тразил чуть язык не прикусил от удивления: нищий бродяга с размалёванным лицом бесцеремонно трогал его холёного господина!

— Земля Британии станет твоим последним пристанищем. Там родится твоя дочь. Туда приедет твой сын, но уже не застанет тебя. Сейчас ты боишься многого, в том числе и чужих стран, римлянин, так как многого желаешь, на многое рассчитываешь, на многое надеешься. И вот мой тебе совет — перестань надеяться, и твой страх исчезнет. Главная причина надежды и страха кроется в неумении людей принимать настоящее и в привычке засылать свои мысли далеко вперёд. Зачем тебе знать будущее? Такое знание не придаст тебе сил. Ты не готов к этому… Но помни: тебе следует сторониться женщин, ты слишком падок на них, жажда женского тела может сгубить тебя…

Траян качнулся, ощутив мягкое кружение головы, и поспешно открыл глаза, испугавшись, что упадёт. Он готов был поклясться, что галл всё ещё держал свою ладонь на его голове, но старик уже отступил и медленно шагал к своим спутникам, дующим в свирели.

Несколько минут спустя шум плясок нарушился топотом копыт и возгласами всадников, грубо прогонявших с дороги жалких служителей женского идола.

— Посторонитесь, бродяги! Уступите путь благородному римскому гражданину и посланнику военачальника галльских провинций!

Траян к неожиданной радости узнал в первом из наездников, облачённом в запылённые военные панцири, своего давнего друга по имени Луций Длинное Копьё. Его сопровождали пять конников в полном боевом убранстве.

— Неужели я вижу перед собой благородного Траяна? — воскликнул Луций, заметив римскую тогу среди деревенских простеньких одежд. — Приветствую тебя! Но чем провинился ты перед небожителями, что попал в эти далёкие от Рима края? И что за вид у тебя? Где твоё пышное сопровождение? Я вижу лишь одного раба на муле и твою лошадь. Да ты ли это, баловень Траян по прозвищу Прекрасноликий? Куда девался привычный для тебя караван сопровождения?