Великий государь - Александр Антонов Страница 2

Мужественный и стойкий Фёдор дрогнул. Он испугался не пытки, но унижения. Не было ещё в древнем роду Захарьиных-Кошкиных-Романовых, начиная от славного выходца на московскую службу из «прусс» Андрея Кобылы, кого-либо, кто бы подвергался позорным пыткам. Ему же, старшему сыну боярина Никиты Романовича Захарьина-Кошкина, уготована дыба, калёное железо, может быть, в хомуте погонят на Красную площадь.

В сей миг горькие размышления князя Фёдора прервал хриплый голос боярина Семёна Годунова:

— Эй, вы, — крикнул он стражам, — ведите его в земляную тюрьму! — И указал на Романова.

Дюжие мужики в охабнях, в бараньих шапках в мгновение ока заломили Фёдору руки, связали их сыромятиной и, накрутив концы ремня себе на руки, повели из дворца. Фёдор попытался сопротивляться, но стражи враз дёрнули ремни, и они впились в запястья, и показалось князю, что по рукам прошлись ножом.

Земляная тюрьма была огорожена дубовым частоколом. За ним зияли, как раны, глубокие ямы, перекрытые решётками. Романова привели к одной из них, освободили от ремней и столкнули вниз. Упал он удачно. Встал на ноги, посмотрел вверх: стражи закрыли решётку на замок и ушли. В этой яме — три на три аршина — он уже провёл две ночи, полные кошмара во сне и наяву. С вечера, лишь наступала темнота, из нор появлялись крысы — больше дюжины. И начиналась борьба. Твари прыгали на ноги, пытались добраться по одежде к лицу, кусали сквозь кафтан. Фёдор отбивался от них, сбрасывал с себя, топтал ногами, но тщетно. Они ловко избегали его сапог и снова нападали. Час за часом продолжалась борьба. Фёдору казалось, что он не выдержит этой схватки, упадёт на землю и отдаст себя на растерзание тварям. Однако в полночь крысы вдруг прекращали нападать на Фёдора, скрывались в норах и больше не показывались. В первую ночь князь Фёдор попытался забить норы глиной и в оставшиеся часы ночи ему удалось подремать и отдохнуть. Днём стражи спустили в яму лестницу и увели князя на допыт. Когда же к вечеру его привели в тюрьму и спустили в яму, всё повторилось. Твари вскрыли норы и снова набросились на князя Фёдора. Как он выстоял? От попытки понять это кружилась голова.

Что ожидало князя на этот раз? То ли третья кошмарная ночь в яме, то ли ещё более жестокое испытание в пытошных башнях Кремля. Он ходил по яме из угла в угол — пять шагов в одну сторону, пять — обратно. Это помогало ему успокоиться и поразмышлять над всем тем, что случилось с ним и с его близкими, попытаться выбраться из безвыходного, казалось бы, положения.

Невольно размышления завели его в юношеские времена. Он увидел себя и Бориса Годунова вместе. Оба они стояли пред лицом боярина Ники ты, отца Фёдора, и он читал им увещевательный устав о клятвенном союзе дружбы. Им надлежало жить по законам этого устава и быть царствию помогателями.

Но вечной дружбе рода Романовых с домом Годуновых не дано было окрепнуть. Едва зародившись, она начала разрушаться. «Проныр лукавый» нарушил клятву, кою давал отцу Фёдора, предал дружбу, потому как цель, кою выбрал честолюбивый Борис, исключала участие в её достижении кого-либо из Романовых.

Фёдор Романов вскоре узнал, о чём мечтал Борис Годунов и к чему стремился. Поначалу посмеялся над честолюбивым замыслом, а позже, когда царствовал сын Ивана Грозного Фёдор, князь Романов стал свидетелем того, как Борис примерял царскую корону.

Тут-то и взбунтовался Никитич, потому как усмотрел в действиях Годунова чёрные замыслы против рода Романовых. Как он мог мнить себя выше первых российских бояр, кои находились в близком родстве с царским домом, были уважаемы и любимы москвитянами и законно занимали самые высокие посты в государстве!

Самого Фёдора Романова, доброго и ласкового князя, любознательного и образованного человека и щёголя ко всему, знала вся Москва. Он тоже был честолюбив. Но ещё и твёрд нравом, терпелив и не подвержен мшеломству. Потому после кончины отца Фёдору дали чин боярина и он занял достойное место в Боярской думе.

Вражда, уже открытая, вспыхнула между Фёдором Романовым и Борисом Годуновым вскоре же после таинственной гибели царевича Дмитрия. Тогда вся Москва обвиняла в смерти девятилетнего сына Ивана Грозного правителя Бориса Годунова. Говорили в народе, что это он торит себе дорогу к царскому трону. Потому и посягнул на жизнь малолетнего престолонаследника.

В отличие от многих других вельмож, приближённых к царскому дому у Фёдора Романова было иное мнение о трагедии в Угличе. Он не отрицал вины Бориса Годунова в убийстве малолетнего отрока, но считал, что тем отроком был не царевич Дмитрий, а некто другой, из простолюдинов, купленный князьями Нагими. И имя того человека, который продал сына, называли — стрелец инвалид Матвеев, доведённый нуждой до отчаяния. Правда, поговаривали, что всё случилось не без участия оружничьего Богдана Вельского. Он в ту пору рьяно бился с родом Годуновых и даже называл себя русским царём Борисовским, по названию города Борисова, который построил, будучи в опале от правителя Годунова.

Сказывали, что Дмитрий в те майские дни девяносто первого года был отправлен в северные монастыри. Там он провёл одиннадцать лет, принял монашество и жил под именем инока Григория. Несколько лет он занимался переводом и перепиской греческих духовных книг и преуспел в благодатном деле.

Неожиданно шагавший по земляной яме Фёдор остановился. Его поразила мелькнувшая мысль о царевиче Дмитрии. А что, ежели боярину Семёну стало ведомо, как он, Фёдор Романов, вызволил с помощью патриарха Иова из-под Каргополя переписчика книг Григория — истинного царевича Дмитрия — и спрятал его в Чудовом монастыре? И теперь, когда боярин Семён прикажет пытать его, Фёдора, не выдаст ли он Дмитрия? И Фёдора прошиб холодный пот.

Сколько тревог и волнений пережил он, пока Дмитрия доставили в Москву, посадили в Чудовом монастыре за переписку книг, как берегли его от зорких глаз шишей. Тайно же инок Григорий приходил на подворье Романовых. И Фёдор вёл долгие беседы с ним, всё больше о прошлом и будущем. Там, впереди, они видели одно: Мономахов трон и его, Дмитрия, на том троне в царском венце.

И теперь, пребывая в земляной тюрьме, Фёдор понял, для чего понадобилось Борису тайно завезти на двор Романовых отравные коренья и оклеветать Никитичей. Это и дало повод взять под стражу весь род Романовых. А причина — страх потерять трон.

Конечно же, боярин Семён, который держал по всей России сотни шишей-доносчиков, пронюхал о том, кто приходил на подворье Романовых из Чудова монастыря, кто таился под именем инока Григория. Нет, то был не Отрепьев, сын захудалого дворянина, сие Фёдор готов был утверждать даже на Суде Божьем. Инок Григорий в миру был истинным царевичем Дмитрием. И теперь Фёдор страдал за него больше, чем за себя. Коль схватил Дмитрия боярин Семён, не увидит больше света белого страдалец.

Но не удалось чёрным слугам Семёна Годунова ухватить Дмитрия в Чудовом монастыре. Улетела птичка Божиим провидением. И вовремя. А как князь Фёдор осознал по поведению боярина Семёна, что царевич Дмитрий на воле, так и возрадовался, на колени опустился, молитву прочитал:

— Царю Небесный! Скорый в заступлении и крепкий в помощь, предстани благодатию силы Твоея ныне и благословив укрепи и в совершение намерения благого дела рабов Твоих произведи: вся бо елика хощеши, яко сильный Богтворити можеши...