Красный и белый террор в России 1918-1922 гг. - Алексей Литвин Страница 2

В 1918 г. в России возник государственный террор в виде внесудебных расстрелов и концлагерей. В этом преуспели и красные, и белые. Тогда насилие стало массовым, а личность начала низводиться до уровня материала, — необходимого для социального экспериментирования. Никогда в истории России столь огромное число людей и в столь короткий срок не испытало на себе таких нарушений элементарных свобод, став жертвами произвола и беззакония. Опьянение свободой и вседозволенностью одних обернулось кровавым отрезвлением других. Конечно, в 1930-е годы, когда в стране правили красные, уничтожение миллионов россиян продолжалось в «мирных условиях», но что от этого менялось для невинных жертв террора?

Придя к власти, большевистское руководство взяло на себя ответственность за судьбы проживавших в стране людей. Правительство не может предотвратить стихийных бедствий, но помочь населению в их преодолении обязано. В 1921-м, начале 1930-х, 1946-м засушливых годах делалось для этого явно недостаточно. Засухи были не только в России, но вряд ли в Европе можно найти страну, потерявшую от неурожаев миллионы людей, как это было в стране «победившего социализма» с его проповедью «все во имя человека».

В гражданской войне победили большевики, потерпели поражение их противники. Но это не принесло ни гражданского мира, ни стабильности в обществе. При помощи штыков можно завоевать власть, но сидеть на них неудобно. При помощи насилия, страха, социальной демагогии, организованности большевикам удалось провластвовать семь с лишним десятилетий и создать мощную милитаризованную империю с нищим населением. Они позволяли себе все: уничтожать инакомыслящих, создать огромный ГУЛАГ, где среди заключенных или расстрелянных были и те, кто представлял партию победителей, и их противники, где 90 % узников составляли рабочие и крестьяне. Они выступали с расовых и антисемитских позиций, депортируя, истребляя и унижая целые народы. Подобный режим не мог быть вечным. И он рухнул в одночасье при полном равнодушии народа, как когда-то самодержавие. Мало кто заявил о своем желании защитить империю Романовых, никто не вышел защищать райкомы партии при недавнем наличии многомиллионных масс коммунистов. Народ безмолвствовал при гибели царской и большевистской империй. Режимы поочередно изживали себя. Конечно, между империями были большие различия, основное из которых состояло в том, что в большевистской были разрушены частная собственность, права и традиции личности и народов, люди были превращены в государственных служащих, попали в крепостную зависимость от тоталитарной формы правления. Но и после распада последней империи XX столетия сполохи гражданской войны в России продолжаются, хотя ее начало не предвещало ни столь драматического исхода, ни такой временной продолжительности. Ведь началось все довольно просто: большевики 6 января 1918 г. разогнали впервые избранное в стране демократическим путем Учредительное собрание и расстреляли демонстрацию его защитников. Именно после этого произошел взрыв.

Говорят, что первой жертвой войны являются не только люди, но и правда о ней. Потому с таким интересом до сих пор читается книга С. П. Мельгунова о красном Терроре в России ^[4]. В ней не только свидетельства очевидца, но и попытка проанализировать публикации той поры. И тогда и позже о красном и белом терроре писали многие, но исследование Мельгунова осталось среди наиболее эмоциональных. Первое издание его книги вышло в Берлине в 1923 г. «Я не могу взять ответственности за каждый факт, мною приводимый. Но я повсюду указывал источник, откуда он заимствован» ^[5], — писал историк. Этим источником для него стала, главным образом, большевистская и эмигрантская пресса. Мельгунов собирался писать и о белом терроре, подчеркивая, что это явление иного порядка, нежели красный террор, «это прежде всего эксцессы на почве разнузданности власти и мести» ^[6]. Он и сам полон этой «мести» и не скрывал своей цели показать миру, кто есть большевики и их власть, и был убежден, что красный террор «ужаснее» белого. Мельгунов был тенденциозен в своих писаниях и в силу остроты недавних личных переживаний, он не делал вывода о том, что любой террор является свидетельством остроты борьбы и беспомощности правителей иными способами добиться успеха, что жестокость — это общечеловеческая боль.

Настоящая книга основана на изучении прежде всего документов, хранящихся в различных архивах России. Автор хотел показать жестокость и бессмысленность террора, выступавшего в то время под разными цветами, предостеречь от любой возможности повторения подобного. Автор весьма признателен коллегам А. С. Велидову (1928–1997), Д. Кипу, Ю. И. Кораблеву (1918–1996), Л. М. Спирину (1917–1993) за советы, ставшие необходимыми при написании книги.

Первое издание книги появилось в 1995 г., ей предшествовала большая статья на эту тему, опубликованная в журнале «Отечественная история» (1993. № 6. С. 46–62). Тогда же в рецензиях и ряде книг о гражданской войне в России появились отклики на эти публикации ^[7]. Среди замечаний хотелось бы выделить одно принципиальное, касающееся ответственности за террор и его жертвы в российской гражданской войне. Меня упрекали в том, что утверждение принципа равной ответственности и красных, и белых за кровавые вакханалии в 1918–1922 гг. в России не может способствовать «ее объективному научному исследованию». Как будто признание «неравной ответственности» этому поможет, если признать, что красные «хуже» белых, или наоборот, то это сделает исследование на заданную тему объективнее. Наиболее категорично об этом высказался А. Суслов, заявивший, что даже «нравственно уравнять красный и белый террор нельзя». Он, как и некоторые другие историки, продолжил точку зрения Мельгунова о том, что для белых террор был актом мести и самоуправства офицеров, а красный террор носил системный, государственный характер ^[8]. Не думаю, чтобы какие-либо утверждения отдельных авторов могли помешать дальнейшим исследованиям проблемы. Разумеется, происхождение красного и белого террора в те годы имело свою специфику, но именно нравственно и тот и другой были одинаково жестоки и античеловечны. Какая разница для жертвы террора, во имя чего его лишают жизни без всяких на то оснований: во имя коммунизма или демократического устройства страны? Нравственно никакой террор не может быть оправдан, во имя каких бы светлых или мстительных целей он ни совершался ^[9].