Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции - Валерий Шамбаров Страница 2

Откуда прибыл Мовша Израилевич? Данный вопрос также не совсем ясен. Ряд авторов неопределенно сообщают — «из Литвы». А Н. А. Соколов, производивший расследование убийства Николая II и его семьи, называл Якова Свердлова «мещанин г. Полоцка Витебской губернии», тут же рядом указывая, что родился он в Нижнем Новгороде. Но никаких противоречий тут может и не быть. Витебская губерния в ту пору традиционно относилась к «Литве», поскольку в состав Российской империи они вошли вместе, во время «первого раздела» Речи Посполитой. И вполне можно было родиться в Нижнем, оставаясь при этом мещанином не Нижнего, а Полоцка. Поскольку существовала так называемая «черта оседлости».

Она возникла исторически. Вплоть до XVII века постоянное проживание евреев на территории России запрещалось — если только они не примут крещение. Но в последующем к нашему государству присоединялись западные регионы: Прибалтика, Украина, Белоруссия, Литва, Польша, Бессарабия, где существовали многочисленные иудейские общины. Русские цари, как правило, сохраняли жителям приобретенных территорий все права, которые они имели прежде. В том числе и право иудеев жить по своим обычаям и исповедовать свою религию. Но при этом и исконным российским землям сохраняли их прежние права. В том числе право жить без евреев. Так и появилась «черта оседлости». В результате которой иудеи, перейдя под власть Романовых, в общем-то ничего не теряли по сравнению с жизнью в составе Речи Посполитой. Однако и не приобрели права расселяться где им будет угодно.

Конечно же, в реальности, поскольку государство было единым, эти ограничения постепенно размывались, смягчались. И к концу XIX века «черта оседлости» по сути означала лишь то, что западнее ее запрещалось строить и содержать синагоги. Но когда на престол взошел Александр III, он взял курс на проведение русской национальной политики. И, в частности, издал в 1882 г. «Временные правила», напоминавшие об ограничениях и ужесточавшие контроль за проживанием иудеев. Видимо, Мовше Израилевичу, как и многим его соплеменникам, пришлось в этот период крепко понервничать.

Впрочем, пути преодоления формальных запретов были уже отработаны. Во-первых, чтобы избежать их, достаточно было принять крещение. Даже и формально. Чем и пользовались многие евреи — если не веришь в Таинство, то почему бы не окунуться? Их и называли на Руси не «крещеными», а «мочеными». А часто обходились и без «мочения». Находили нерадивых священнослужителей, готовых за мзду выдать требуемое свидетельство и сделать запись в метрической книге. И что еще надо? Информация о таких «своих» священнослужителях и храмах распространялась в иудейских общинах, если хочешь — пользуйся. Во-вторых, «черта оседлости» означала именно оседлость, а не временное проживание. Чем тоже пользовались. Записывали недвижимость на подставных «моченых» лиц и жили как бы «в гостях». Можно было на денек съездить на «историческую родину» и снова «в гости» вернуться. Или сунуть городским властям «барашка в бумажке», чтобы закрыли глаза на эту «временность».

Нет, такими способами Мовша Израилевич пользоваться не стал. Он, судя по всему, был иудеем ортодоксальным, принципиальным. А пользоваться услугами подставных людей было малонадежно для человека, желающего поставить свое дело на твердую ногу. Но для него это и не потребовалось. Закон имел множество исключений. Он не касался, скажем, евреев с высшим образованием — юристов, врачей, историков, литераторов и т. п. Не касался учащихся — на период обучения. Не касался ряда профессий — ювелиров, зубных техников, фармацевтов, высококвалифицированных ремесленников. И Мовша Израилевич вполне попал под эту категорию. Его вид на жительство в Нижнем Новгороде никем не оспаривался и не подвергался сомнению.

Он женился. О супруге сведений сохранилось совсем мало. Известно лишь, что звали ее Елизаветой Соломоновной, и она была домохозяйкой. И что она практически постоянно ходила «непраздной». Муж был человеком активным, и дети пошли один за другим. В 1882 г. родилась дочь Софья, в 1884 г. — сын Залман. А 23 мая (4 июня) 1885 г. — Янкель. Тот, кого в протоколах полиции и жандармского управления будут фиксировать как Янкеля Мовшовича, а в обиходе станут называть Яковом Михайловичем… Но и он был не младшим. Следом за ним появились на свет Беня, Сарра, Лейба.

Жили Свердловы далеко не бедно. Очевидно, и Мовша Израилевич начал свое дело не с «нуля», и за женой приданое получил. Он приобрел большой двухэтажный каменный дом с несколькими деревянными пристройками и сараями. И не в трущобах, которых в Нижнем хватало. Не на окраинах или в предместьях, а в самом центре города, на Большой Покровке. Точнее, дом принадлежал двоим совладельцам, граверу Свердлову и богатому ювелиру, тоже еврею. А еще точнее, Мовша Израилевич был не просто мастером-гравером, а владельцем солидной граверной мастерской, где трудились наемные подмастерья и рабочие.

Мы знаем имя одного из них — Генрих Ягода (Иегуди). Дальний родственник Мовши Израилевича, сын его двоюродного брата. Он, правда, трудился в мастерской Свердлова уже позже, в начала ХХ века. Но из данного факта нетрудно сделать вывод, что и остальные работники были того же сорта. Сородичи, соплеменники. Словом, прописался и угнездился сам — помоги другим. Точно так же, как в наши дни всевозможные «гости» с солнечного Юга, зацепившись в столице и крупных городах, получив регистрацию, помогают приютиться под своим крылом родне, близким, знакомым. Сосед-ювелир, кстати, также был владельцем мастерской с работниками и подмастерьями. И таким образом двор и дом с двумя семьями и мастерскими представлял собой маленькую еврейскую общину.

Существовала и большая. Нижний Новгород в то время являлся одним из крупнейших торговых центров России, перекрестком важнейших путей по Волге и Оке, значительным речным портом, «столицей» знаменитой Макарьевской ярмарки, городом купцов, судовладельцев, промышленных воротил. Упустить такое выгодное место состоятельные еврейские торговцы, финансисты, ростовщики, ремесленники никак не могли. В подобных городах обосновывались значительные иудейские колонии, члены которых имели прочные контакты друг с другом, осуществляли взаимопомощь, переплетались родственными связями, совместно решали важные общие дела, создавали подпольные синагоги. И жили не то чтобы самозамкнуто — замыкаться было нельзя, надо же «гешефт» делать, но «себе на уме».

Русские, татарские, немецкие клиенты, конечно же, обращались к «Михал Израилевичу», зная его прекрасную деловую репутацию. И он, конечно же, принимал их со всем радушием, поддерживая свою репутацию. Знакомился и приветливо раскланивался с городским «светом», в потенциале приобретая новых клиентов. Но «для души» оказывались все же важнее другие знакомства. С единоверцами. Дела у него шли прекрасно. В таком городе, как Нижний, недостатка в заказчиках не было. Мастер и его предприятие изготовляли дверные таблички, гравированные пластиночки для поздравительных адресов, памятных альбомов, подарочного оружия, делали красивые надписи по вкусу клиентов на надгробных памятниках, делали печати и штампы для учреждений и частных фирм.

При исследовании биографии Свердлова одним из самых ценных источников оказываются воспоминания его вдовы, Клавдии Тимофеевны Новгородцевой. К ним мы постоянно будем обращаться по ходу этой книги. В отличие от большинства советских трудов о Якове Михайловиче, чисто плакатных, плоских, выхолощенных, ее мемуары, даже несмотря на сильную лакировку и приглаженность, содержат множество живых впечатлений, бытовых мелочей и фактов. Которые сами по себе или при сопоставлении с другими источниками позволяют порой получить весьма ценную информацию.