Великие романы великих людей - Борис Бурда Страница 2

Но Сулейман явно был чем-то больше, чем очередной Атилла, «Бич Божий», славный только размерами причиненного ущерба. Он был законник, строитель государства, которого собственные подданные прозвали Сулейман Кануни, то есть Законодатель. Подробный свод законов, регламентирующий жизнь империи, очень непохожей на привычные нам, был создан по его повелению и при его личном участии. И законы эти, пожалуй, были во многом ближе к современным, чем кодексы современных ему европейских монархий. Национальное угнетение у османов практически отсутствовало, любая должность доступна представителю любой нации или расы, да будь он хоть негром преклонных годов. Это касалось и высшей точки иерархии – среди матерей султанов было столько славянок, европеек и жительниц Кавказа, что любая попытка какого-нибудь безумного султана ввести националистическое или расистское законодательство могла привести только к необходимости гнать этого султана с престола поганой метлой.

Кстати, и религиозная терпимость в Османской империи была высокой. Еще десятка за два лет до воцарения Сулеймана его дедушка Баязет уже принимал целыми набитыми битком кораблями еврейских и мавританских изгнанников из пожелавшей единоверия Испании, с удовольствием наблюдал, как образованные и трудолюбивые беженцы приносят пользу османской экономике, и удовлетворенно изрекал по этому поводу: «Как можно назвать испанского короля Фердинанда умным правителем, его, который разорил свою страну и обогатил нашу!» Иноверцев не преследовали, позволяли во всех религиозных и многих прочих вопросах жить под властью собственных священнослужителей и начальников. А что налогом облагали, то какой же это налог, смех один по сравнению с налогами, скажем, процветающей и цивилизованной современной Швеции. Сядь Сулейман на шведский престол и введи такие налоги, шведы бы ему ноги мыли, воду пили и «Аллах акбар!» кричали (до чего и сейчас, похоже, рукой подать). Когда господарь Валахии Мирча Старый, предок небезызвестного Дракулы, решал, с кем ему дружить – с христианской Венгрией или мусульманской Турцией, его решение было принято именно из религиозных соображений. Конечно же, в пользу Турции – турки против православия ничего не имели и вселенский патриарх пользовался всеми благами положения крупного чиновника Османской державы, а для католической Венгрии в те годы православный еретик был ничуть не лучше инаковерующего мусульманина, и большей милости, чем сожжение на быстром, а не на медленном огне, ждать ему не приходилось. Общепринятым языком в турецком флоте в те времена был итальянский – запах жареного мяса от костров инквизиции гнал итальянцев служить щедрому и терпимому султану, которому плевать на то, сколько у кого жен, и никакие легионы святых и тонны реликвий их от этого не удерживали. Ближе к современности Сулейман и тем, что покровительствовал искусствам, помогал поэтам (и сам писал вполне приличные стихи), да и турецкая архитектура при нем расцвела, знаменитый Синан, величайший турецкий архитектор – тоже «птенец гнезда Сулейманова». Сулейман был не чужд гуманных поступков – скажем, разрешил вернуться домой всем ремесленникам завоеванных стран, угнанным в Стамбул его папашей. В общем, вполне позитивная фигура, по заслугам входящая в число первых десяти великих султанов Османской империи. Десятым, то есть последним.

В гареме. Теодор Хенвич. XIX в.

Чем же провинился Сулейман, чего же не учел, где ошибся? Почему уже правление его сына обозначило закат османского могущества, а дальше все вообще понеслось-покатилось? Положительных качеств у него, как уже говорилось, было даже больше, чем можно ожидать от наследственного владыки. Излишней жестокостью, в отличие от то ли Жестокого, то ли Грозного папочки Селима, он не отличался, а голубиной кротости от турецкого султана никто и не ожидает – не та работа. Может быть, не совсем хорошо было то, что на склоне лет он все большую часть работы по управлению государством сваливал на визиря? Согласен, в дальнейшем этот недостаток усугубился и принес державе немало вреда. Но вряд ли это хуже другой крайности, когда Селим Явуз отправлял к палачам своих визирей за малейшую провинность или ее видимость, в результате чего в турецкий язык вошло широко употребляемое еще в XIX веке проклятие: «Чтоб тебе быть визирем у султана Селима!» Семь отрубленных визирских голов за восемь лет правления – это действительно жизнь не по средствам, так никаких визирей не хватит, придется за границей закупать… По этой части Сулейман был гораздо более скромен, хоть и не безгрешен.

Одалиска в пустыне. Отто Пулиш. XIX в.

Тем не менее факт – баланс ветвей власти он действительно нарушил, и это вполне современное лыко можно поставить ему в строку. Но больше всего усилился не визирь, а третья ветвь власти, у нас ведь три ветви власти, не говоря уже о четвертой – прессе, так почему у турок их должно быть меньше? Была у них даже четвертая власть, официально без особых полномочий, но иногда говорящая свое весьма грозное слово так, что остальные три ветви и пикнуть не смели – янычары. А вместо нашей официальной триады – власть законодательная, исполнительная и судебная – у турок была своя. Султан – визирь – гарем. Вот как раз власть гарема при Сулеймане возросла многократно. Вряд ли это произошло по причине сходства с тезкой, библейским царем Соломоном, у которого тоже был гарем проектной мощностью в семьсот жен и триста наложниц – всегда лучше учиться у тезок хорошему, вроде мудрости, образованности, создания и соблюдения законов, праведного суда и всего такого, что действительно, к чести султана, наблюдалось на практике. Да и вообще не в имени дело. Дело, как всегда, в конкретном человеке, родившемся в 1505 году на территории нынешней Западной Украины, то ли в Рогатине, то ли в Чемеривцах – сейчас уже не разобрать. О ней мы сейчас и поговорим. Сейчас о ней вообще говорят слишком много, написали роман, сняли многосерийный фильм, да еще и не один, наверное, есть о чем словечком перекинуться!