Дуэль. Всемирная история - Ричард Хоптон Страница 2
Дуэль. Всемирная история - Ричард Хоптон читать онлайн бесплатно
Лорд Холленд, на земле которого происходила дуэль, воздвиг в честь Кэмелфорда монумент в форме «древнеримского алтаря» на месте, где тот пал {3}.
* * *
Поединок лорда Кэмелфорда и капитана Беста служит своего рода квинтэссенцией дуэли, где бы та ни происходила, — можно сказать, классической ее моделью. В ней налицо все составляющие характеристики, делающие встречу примером дуэли, причем совершенно независимо от страны — Франции Генриха IV, Англии Георга III или Германии кайзера Вильгельма II. Кэмелфорд и Бест — молодой аристократ и морской офицер — были типичными дуэлянтами. В поединке не на жизнь, а на смерть сходились между собой друзья — столь обычный, сколь и печальный факт, характерный для очень и очень многих дуэлей — по причине безобидной шутки, которая, прозвучав в роковой день и час, заставляла одного человека называть другого лжецом. Затем честь и правила — общепринятые и всем известные ритуалы — вступали в действие, чтобы довести дело до кровавой развязки. Требование Кэмелфорда ни в чем не винить капитана Беста, вписанное в завещание накануне дуэли, тоже в духе лучших традиций. Типично, безусловно, и то обстоятельство, что поединок состоялся ранним утром на месте, которое было удобным и способным, по крайней мере, отчасти гарантировать, что дуэлянтам никто не помешает. Дуэли обычно находились под запретом, и оппонентам приходилось скрывать свои намерения от посторонних, хотя власти часто смотрели на нарушения законов сквозь пальцы. Факт того, что столкновение закончилось гибелью одного из участников, пожалуй, делает рассматриваемый случай несколько нетипичным — дуэли со смертельными исходами, по счастью, бывали не так уж частыми. А вот то обстоятельство, что капитан Бест и секунданты избежали наказания, несмотря на участие и соучастие в убийстве, можно считать вполне естественным для дуэли, где бы и когда бы она ни происходила.
Вполне обычно и то, что об обстоятельствах дуэли между Кэмелфордом и Бестом осталось мало подробностей. Дуэли представляли собой тайные поединки, которые не касались никого из посторонних и о которых предпочитали помалкивать. Нет-нет, случалось, дуэль превращалась в событие — возьмем поединок герцога Веллингтона и лорда Уинчелси или Александра Хэмилтона (или Гамильтона — у нас, по традиции, еще используется эта устаревшая и неточная русскоязычная транскрипция фамилии Hamilton. — Пер.) и Аарона Бёрра — и становилась, что называется, достоянием общественности. Но куда привычнее обратное, когда о дуэли не знал никто или почти никто, а все связанное с ней словно бы окутывал туман — тот самый туман на рассвете, в легкой дымке которого и протекало большинство поединков. Единственные показания очевидцев, которыми мы располагаем, — это то, что поведали следствию садовники лорда Холленда. К тому моменту, когда началось разбирательство, один из зачинщиков давал ответ Богу, а второй вместе с секундантами словно провалился под землю. Словом, основные исполнители покинули сцену, оставив хору обязанность пропеть грустную историю о том, что случилось.
Происхождение, дуэлей
ЧАРЛЬЗ МУР, сражавшийся против дуэлей в восемнадцатом столетии, писал о том, что такого рода поединки зародились в «эру невежества, суеверий и готского варварства» {4}. Он был не одинок в убежденности в том, что дуэли обязаны своим происхождением нецивилизованным обычаям Средних веков: многие авторы как до, так и после него искали корни дуэлей в различных формах поединка, на которые с незапамятных времен выходили мужчины, стремясь разом разрешить возникшие между ними противоречия.
Люди всегда искали битвы один на один, какими бы ни бывали причины. Доктор Джон Кокберн, корифей неоклассического века английского искусства, написавший одну из историй дуэлей, делал жестокий вывод:
Невозможно отрицать очевидного, что гордыня, зависть, злоба, жажда мщения и чувство обиды всегда царствовали над умами человеческими, а последствиями всего этого становились деяния, выливавшиеся очень часто как в открытое насилие и подавление чужой воли, так и в совершение тайных убийств {5}.
Так или иначе, самые ранние примеры поединков, ставших неотъемлемыми частями как нашей литературы, так и культуры в целом, связаны с героическими борцами за правду, защитниками слабых и спасителями своего народа. Многие из таких мощных литературных аллюзий живут, что называется, одной ногой в мифах, а другой в истории: архангел Михаил и Сатана (спасение мира — никак не меньше) и Беовульф с его подвигами (тут размах, пожалуй, поменьше, но героизм определенно налицо) существуют, конечно же, в области мифологического. В «Потерянном рае» Мильтон превосходным образом описывает поединок архангела Михаила с дьяволом. Оставшийся неизвестным автор Беовульфа рассказывает никого не оставляющую безучастным историю героя из-за моря. Если деяния ангела, по Мильтону, имеют прочные корни в христианской традиции, Беовульф принадлежит к языческой мифологии Севера.
Испытание поединком представляло собой юридическую норму улаживания противоречий между людьми и брало свое начало из «Темных веков» истории Европы. Есть мнение, что Гундобальд, король Бургундии, первым из правящих государей официально установил такое правило примерно в 501 г. от Р.Х. {6} Эдуард Гиббон так объяснял принцип судебного поединка:
Как в гражданской, так и в уголовной норме истец или обвинитель, ответчик или даже свидетель мог быть вызванным на смертный бой противной стороной в случае отсутствия возможности доказать свою правоту обычным образом; тогда перед ними не оставалось выбора — или отказаться от своих слов, или отстаивать собственную честь в бою.
Согласно Гиббону, Гундобальд определил законность применения судебного поединка риторическим вопросом: «Не есть ли правда, что исходы войн народов с народами и поединков между отдельными людьми в воле Бога, разве не Провидение дарует победу правому?» Вера в то, что поединок способен позволить установить истину в спорах между сторонами за счет изъявления божественной воли, есть основа, на которой базировались убеждения средневековых людей в оправданности подобной практики. Сила оружия должна была дать ответ — ответ, не замутненный словами лжесвидетелей или неправыми наветами недостойных. Гиббон не без сарказма продолжает:
Вот такой веский аргумент подпирал абсурдную и жестокую практику судебных поединков, свойственную некоторым племенам Германии, но распространившуюся и ставшую нормой во всех государствах Европы от Сицилии до Прибалтики {7}.
По закону Гундобальда дуэль разрешалась тогда, когда обвиняемый упорно отказывался признать себя виновным под присягой, а обвинитель настаивал на установлении истины с помощью оружия. Данное положение оставалось неотъемлемой составляющей установления истины в суде путем поединка по всей Европе. Первая запротоколированная судебная дуэль состоялась в итальянском городе Павия в начале седьмого столетия от Р.Х. К поединку прибегли по причине обвинения, выдвинутого против королевы лангобардов Гундиперги. Когда в 643 г. король Ротари приказал составить свод законов лангобардов, судебные дуэли заняли в нем свое достойное место, причем пережили и династию лангобардов, ниспровергнутую в 774 г. Карлом Великим. Сам же рассматриваемый нами принцип продолжал не только жить и здравствовать, но и расширять собственное применение. Например, в 982 г. император Оттон II издал указ о целесообразности прибегать к поединку в случаях клятвопреступления. В процессе эволюции законов лангобардов выработалось правило, по которому судебный поединок мог назначаться в 20 различных случаях {8}.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии