Мистика русского православия - Роман Багдасаров Страница 19

Якутска, Тары, Берёзова). Наиболее священные места — монастырь, собор, алтарь, престол — подобно раю занимают крайнее ограждённое положение в восточной части.

Затвориться внутри, чтобы выйти наружу

Показательно, что Григорий Синаит, придавший исихазму (аскетическому движению) форму школы, рассуждая о земном рае, употребляет аргументы, подобные тем, что приводит «неискусный» Василий Калика: «Рай двоякий есть — чувственный и мысленный, т. е. Эдемский и благодатный. Тот, который в Эдеме, — весьма высокое место, [поднятое] на третью часть небесной высоты, как говорят сведущие. Там насаждены Богом всякого рода благовонные растения. Он ни совершенно нетленен, ни совсем тленен. Поставленный посреди тления и нетления, он всегда обилен плодами и цветущ цветами, и зрелыми и незрелыми. Падающие на землю деревья и плоды зрелые превращаются в персть благовонную, не издающую запаха тления, как дерева мира сего. Это — от преизобилия освящающей благодати, разлитой там всегда. Также посреди него проходит Океан-река, которой повелено поить [рай]. Исходя за его [пределы], она разделяется на четыре потока. Персть и упавшие плоды сносит течением вниз, и они попадают к индийцам и эфиоплянам. Пока Фисон и Геон ²³ не разделились, они, запертые [плотиной], изливаются на их нивы, а затем напояют — один Ливийскую землю, а другой — Египетскую».

0 мысленном рае преп. Григорий умалчивает, хотя и для земного

уготована определённая параллель: райские деревья — мощи святых, обычные — простых смертных. Зато последователь Симеона Нового Богослова, Никита Стифат (XI в.), озаглавил своё поучение «Каков мысленный рай, каковы в нём растения и божественные плоды этих последних» («О еже кий есть мысленый рай» в славянском переводе). При всей соблазнительности аллегорий, которые можно извлечь из темы б vorxoq 7tapd8eiaoq («умного рая»), среди греческих богословов не возникало полемики об исчезновении Эдема. Они могли бесконечно оттачивать теорию нетварного света, но прекрасно сознавали, что отрицание земного рая ведёт к отрицанию изначальной благости Творения и дуалистическим ересям, типа богумилов. «Распрю» в Твери, скорее всего, учинили неуки, начитавшиеся исихастских сочинений. Не имея над собой правильного духовного руководства, они впали в заблуждение. *

Так в чём же заключалось то неуловимое условие, отсутствие которого позволяло смешивать три разные вещи: грядущее царство небесное, мысленный рай и Эдем, на самом верху коего, как утверждал свт. Василий Калика, «рахмане живут»? Единственным ключом к различению этих областей религиозной метафизики было духовное делание, деятельный аскетизм. И это веская причина, по которой Русская церковь постоянно делала выбор не в пользу распространения университетов, а предпочитала множить количество монастырей.

Как уже говорилось, в трёхмерном пространстве Схема созерцалась как вселенская «камора», т. е. средневековая сводчатая комната. Она включала четыре отсека бытия: наверху престол Вседержителя, ниже — ангелы, люди и мертвецы, сливающиеся с землёй ²⁴. Малым подобием космической камеры являлась келья (клеть) православного инока, в которой тот начинал и завершал процесс внутреннего

делания (творения в миниатюре), уподоблявший его Творцу вселенной. Клеть служила базовым модулем организации пространства для всей древнерусской архитектуры, начиная от крепостных отсеков (см. рис. на с. 153) и заканчивая простейшей — клетской — конструкцией храма (ц. Воскрешения Лазаря XIV в. из Муромского монастыря в Карелии).

Аналогия между внутренним и внешним космосом детально разрабатывалась монашеством, что отражено в аскетической энциклопедии «Добротолюбие». В русском житии Иоанна и Лонгина, яренгских чудотворцев (сер. XVI в.), сказано, что они, будучи неграмотными, умели читать книгу природы: «величественный небесный свод возносил их ум и сердце к небесному миру; бесчисленные сонмы звёзд и необозримое море обращали их мысль к Тому, Кто назначил всему миру свой порядок и положил предел морю; благодетельный свет солнца побуждал их в благоговении славить Свет самобытный — Господа; все явления природы возводили мысли и сердца их к Виновнику творения».

Тезис Топографии о том, что земля связана с небом по ширине, а небо за океаном приклонено к земле краями, использовался по отношению к внутреннему миру. Равность по ширине, соразмерность горнего и дольнего (8-я черта) обеспечивала правильность проекции неба на землю. Следование за Христом, восхождение в духе понималось не как космический «альпинизм», а как привидение бытия в соответствие с небесным архетипом. В случае успеха аскет проникал за внутреннюю завесу, отделяющую человека от царства возможностей.

«Умирись сам с собою, и умирятся с тобою небо и земля, — учил преп. Исаак Сирин. — Потщись войти во внутреннюю свою клеть, и узришь клеть небесную; потому что та и другая — одно и то же, и входя в одну, видишь обе. Лествица оного царствия внутри тебя, сокровена в душе твоей. В себе самом погрузись от греха, и найдёшь там восхождения, по которым в состоянии будешь восходить».

Понятие о внутренней комнате (клети или храмине) относится к числу метафор, высказанных ещё Христом в притче о выметенном доме и семи духах злобы, поселившихся там (Мф. 12: 44—5; Лк И: 24—5). Поскольку объём вселенной от земли до границы неви-

димого неба считался до Искупления захваченным «Князем воздушным» (дьяволом), то 7 планетных («воздушных») поясов ниже уровня тверди рассматривались прежде всего как генераторы отрицательного влияния на душу падшего человека.

Свет и тени семисвечника

За каждым светилом закреплялся источник той или иной страсти: за Венерой — блуд, за Марсом — гнев, за Меркурием — лихоимство, за Гекатой (Луной) — мнительность и т. д. Краткие психологические портреты планет-богов входили в русские списки Топографии, но отсутствуют в греческом оригинале.