Александр Михайлович. Несостоявшийся император - Александр Широкорад Страница 19

Но мы забежали далеко вперёд, а сейчас время вернуться к морской карьере нашего героя. В сентябре 1885 г. в «Морском сборнике» был опубликован приказ о производстве великого князя Александра Михайловича в чин мичмана с зачислением в гвардейский экипаж. Поскольку эта часть будет ещё встречаться в нашем повествовании, о ней следует сказать особо. Гвардейский экипаж был учреждён 16 февраля 1810 г. по приказу императора Александра I. Первоначально в его состав вошли команды придворных гребцов и парусных яхт. Это была единственная часть, имевшая две униформы: флотскую, носимую летом, и зимнюю сухопутную, сшитую по образцу гвардейской пехоты.

К началу 1885 г. в составе судов, принадлежавших Гвардейскому экипажу, были фрегаты «Светлана», «Герцог Эдинбургский» и клипер «Стрелок». Шефом Гвардейского экипажа состоял великий князь Константин Николаевич, а после его смерти в 1891 г. была назначена вдовствующая императрица Мария Фёдоровна.

О своём производстве в чин мичман Александр Михайлович писал: «К большому удивлению моего воспитателя, я получил высшие отмотки на экзаменах по всем предметам, за исключением судостроительства; я до сих пор не вижу смысла в желании делать из моряков военного флота инженеров-судостроителей. Поэтому я не был особенно огорчён своим скромным баллом по судостроению.

Наконец, я был предоставлен сам себе. Впервые в моей жизни я не смотрел на свет Божий глазами воспитателей и наставников. Однако матушка продолжала всё ещё смотреть на меня, как на ребёнка, хотя самый значительный день в жизни великого князя — день его совершеннолетия — приближался.

1 апреля 1886 года я стал совершеннолетним. В восемь часов утра фельдъегерь доставил мне форму флигель-адъютанта свиты его величества. В Петергофском дворце состоялся приём, на котором присутствовали их величества, члены императорской фамилии, министры, депутации от гвардейских полков, придворные чины и духовенство. После молебствия на середину церкви вынесли флаг Гвардейского экипажа. Государь подал мне знак. Я приблизился к флагу, сопровождаемый священником, который вручил мне два текста присяги: первый — присяги для великого князя, в которой я клялся в верности основным законам империи о престолонаследии и об учреждении императорской фамилии, и второй — присяги верноподданного. Держась левой рукой за полотнище флага, а правую подняв вверх по уставу, я прочёл вслух обе присяги, поцеловал крест и Библию, которые лежали на аналое, подписался на присяжных листах, передал их министру императорского двора, обнял государя и поцеловал руку императрице. Вслед за этим мы возвратились во дворец, где нас ожидал торжественный завтрак, данный в мою честь для ближайших членов императорской семьи.

Традиции нашей семьи исключали мелодраматические эффекты, а потому никто не стал объяснять мне значения данных мною присяг. Да в этом и не было надобности. Я решил в моей последующей жизни в точности исполнять всё то, чему присягнул. Тридцать один год спустя я вспомнил это решение моей юности, когда большинство из моих родственников подписали обязательство, исторгнутое у них Временным правительством, об отказе от своих прав. Я родился великим князем, и никакие угрозы не могли заставить меня забыть, что я обязался “служить Его Императорскому Величеству, не щадя живота своего до последней капли крови”.

В своих очень интересных мемуарах племянник мой, германский кронпринц, рассказывает об одном чрезвычайно характерном разговоре, происшедшем 9 ноября 1918 г. между его отцом, кайзером Вильгельмом, и генералом Тренером, министром германского республиканского правительства, а тогда видным офицером генерального штаба. Вильгельм хотел знать, мог ли он рассчитывать на преданность своих офицеров. “Наверное, нет, — ответил Тренер, — они все резко против вашего величества”. — “Ну а как же присяга?” — воскликнул Вильгельм II. — “Присяга? Что такое, в конце концов, присяга? — насмешливо сказал Тренер. — Это ведь только слово!”

Должен сознаться, что в данном случае все мои симпатии на стороне германского императора, тогда как некоторые мои родственники оказались по своим взглядам законными предшественниками генерала Тренера».

Тут его высочество сильно грешит против истины. Как мы узнаем позже, он и его братья ещё до начала XX века вступили в масонские ложи, а в ходе Первой мировой войны приняли участие в заговорах с целью свержения Николая II.

«Достигнув двадцати лет, русский великий князь становился независимым в финансовом отношении. Обыкновенно назначался специальный опекун, по выбору государя императора, который в течение пяти лет должен был научить великого князя тратить разумно и осторожно свои деньги. Для меня в этом отношении было допущено исключение. Моряку, который готовился к трёхлетнему кругосветному плаванию, было бы смешно иметь опекуна в Петербурге. Конечно, мне пришлось для достижения этого выдержать большую борьбу, но в конце концов родители мои подчинились логики моих доводов, и я стал обладателем годового дохода в двести десять тысяч рублей, выдаваемых мне из уделов. О финансовом положении императорской семьи я буду иметь случай говорить ещё в дальнейшем. В данный момент я бы хотел лишь подчеркнуть ту разительную разницу между 210 000 моего годового бюджета в 1886 г. и 50 рублями в месяц, которые я получал с 1882 по 1886 гг. от моих родителей. До 1882 г. я вообще не имел карманных денег.

Однако благодаря строгому воспитанию, полученному мной, я продолжал и после своего совершеннолетия вести прежний скромный образ жизни. Я ещё не знал женщин, не любил азартных игр и очень мало пил. Единственно, кто получил выгоду от моих новоприобретённых богатств, — это книготорговцы. Ещё в 1882 г. я начал коллекционировать книги, имевшие отношение к истории флота, и это моё пристрастие сделалось известным как в России, так и за границей. Крупнейшие книжные магазины С.-Петербурга, Москвы, Парижа, Лондона, Нью-Йорка и Бостона считали своим долгом помогать мне тратить мои деньги, и тяжёлые пакеты приходили ежедневно на моё имя со всех концов мира. Отец поражался, когда входил в мои комнаты, которые были переполнены тяжёлыми кожаными фолиантами от пола до потолка, но не делал никаких замечаний. Его переезд с Кавказа (наместничество на Кавказе было с 1882 г. упразднено) в С.-Петербург на пост председателя Государственного Совета заставил его примириться с моей службой во флоте:

— Разве ты прочтёшь все эти книги, Сандро? — спокойно, но недоверчиво спросил он как-то.

— Не все. Я просто хочу собрать библиотеку, посвящённую военному флоту. Такой библиотеки в России ещё не имеется, и даже морской министр, когда ему нужна какая-нибудь справка по морским вопросам, должен выписывать соответствующую литературу из Англии.

Отец остался очень доволен и обещал сделать всё, что было в его силах, чтобы пополнить мою коллекцию. В последующие годы он убедился, как она умножилась в сотни раз. Накануне революции эта библиотека состояла из 20 000 томов и считалась самой полной библиотекой по морским вопросам в мире. Советское правительство превратило мой дворец в клуб коммунистической молодёжи, в котором из-за неисправности дымохода возник пожар. Огонь уничтожил все мои книги до последней. Это совершенно невосполнимая потеря, так как в моей библиотеке имелись книги, полученные мною с большим трудом от немецких и английских агентов после долгих и упорных поисков, и восстановить эти уники не представляется возможным».