Холокост. Новая история - Лоуренс Рис Страница 19

Миллионы немцев восприняли назначение Гитлера на пост канцлера как добрый знак. Они были согласны с утверждением Геббельса: это поворотный момент в истории Германии¹. Студент Манфред Шредер говорит: «Молодежь преисполнилась энтузиазма и оптимизма, мы верили в Гитлера и считали, что появился замечательный шанс преодолеть последствия Первой мировой войны и в особенности Версальского договора. Так что мы все были в приподнятом настроении… Складывалось ощущение национального освобождения, нового старта»².

«Естественно, мы были в восторге, — подтверждает Габриэла Винклер, в то время юная секретарша. — Мы считали, что теперь все будет по-другому и все будет лучше». Она помнит, что «все молодые люди… сияли, потому что мы были счастливы»³. Гюнтер Лозе, которому в 1933 году исполнилось 15 лет, считает, что была вера лично в Гитлера — он сдержит свои обещания, реализует их. «Вокруг него уже тогда создавался миф»⁴.

Во многих городах проходили торжественные факельные шествия. Одно из них, в Гамбурге, 6 февраля 1933 года наблюдала Луиза Сольмиц. Ее описание происходившего сделано на фоне семейной истории, которая неоднозначна: сама Луиза не была еврейкой и ярой националисткой, но ее муж являлся выкрестом. «Первые факелы появились около десяти часов, — писала фрау Сольмиц в дневнике. — За ними потянулись другие, как волны в море, всего около двадцати тысяч коричневорубашечников, их лица в свете пламени сияли энтузиазмом». Луиза Сольмиц запомнила, что штурмовики скандировали: «Республика — дерьмо», выкрикивали: «Смерть евреям!» и пели: «Еврейская кровь будет литься с наших ножей». Рядом с последней записью много лет спустя она сделала пометку: «Кто тогда мог к этому относиться всерьез?»⁵

Канцлерство Гитлера незамедлительно сказалось на многих немецких евреях. Евгений Левине, учившийся в школе, где были представители разных религий, вспоминает, что один парень — не еврей, который совсем недавно вполне дружелюбно к нему относился, подошел и спросил: «Слушай, Левине, а ты еще не купил билет в Палестину?» Евгений испытал шок. «Видите ли, антисемитизм всегда тут был как бы под спудом. Я врезал ему кулаком, он упал. Самое интересное, в драку он не полез. Я показал, что очень зол, он почувствовал, что виноват, и просто ускользнул. Так что чувства людей во многом зависят от обстоятельств, и в каждой конкретной ситуации ты можешь поступить так, как считаешь нужным»⁶.

У Арнона Тамира в Штутгарте ситуация оказалась схожей. «Самый тупой одноклассник, который, кстати, ходил в школу в форме штурмовика, сунул мне в руки карточку, на которой было написано: “Билет в Палестину, в один конец, навсегда”. Я уже приготовился дать ему как следует, но вмешались ученики постарше. Один был сыном генерала, другой — офицера. В классе они считались “благородными” антисемитами. Они сказали этому парню: “Слушай, ты не прав… Он тут ни при чем. У него ничего общего ни с большевиками-евреями, ни с капиталистами-евреями. К нему это не относится”. А затем они впервые пригласили меня к себе в гости, как бы демонстрируя, что есть и достойные, уважаемые оппоненты. Конечно, я не поверил. Я отказался от чести быть принятым в их домах»⁷.

В Гамбурге еврейская школьница Люсиль Эйхенгрин и ее сестра тоже внезапно ощутили изменения в отношении к себе: «Гитлер пришел к власти в январе 1933 года. Примерно через три месяца после этого дети, которые жили с нами в одном доме, перестали с нами разговаривать. Они бросали в нас камнями, обзывали по-всякому… Мы не могли понять, чем все это вызвано. И всегда возникал вопрос: почему? Когда мы спрашивали дома, нам говорили примерно так: “Это пройдет, не обращайте внимания, все нормализуется”. Что это значило на самом деле, мы не знали. Но изменения были явные. Родители нам говорили: “По дороге домой, в автобусе, в трамвае не привлекайте к себе внимания, стойте сзади, громко не разговаривайте, не хохочите, старайтесь быть незаметными”. Мы этого не понимали, смысл не понимали. Вопросы оставались без ответа… И мы боялись еще больше… Дорога в школу пешком занимала сорок пять минут. На улицах на нас кричали. Дети плевали в нашу сторону, взрослые отворачивались. На нас не было никаких меток, но мы уже чувствовали себя мечеными»⁸.

Все эти примеры показывают, как легко многим немцам, раньше никак не демонстрировавшим антисемитские взгляды, оказалось принять модель поведения, которого ожидал от них режим. У одних такие взгляды были всегда, но до поры до времени скрывались, другие просто решили пойти по пути наименьшего сопротивления — тем более в тот момент, когда у могучего немецкого государства появился канцлер, известный своим яростным антисемитизмом.

Тем не менее Адольф Гитлер, оказавшись на посту канцлера Германии, пока еще не стал бесспорным диктатором. Его действия сдерживались рядом весьма влиятельных сил, которые он намеревался со временем взять под контроль. Прежде всего Гитлеру нужно было заручиться поддержкой военных. И совершенно не случайно, что одним из его первых решений — буквально через четыре дня после назначения — оказалась встреча с представителями вооруженных сил. 3 февраля Гитлер сообщил военачальникам, что планирует широкую программу перевооружения и при этом опасаться слияния регулярной армии со штурмовиками нацистской партии не следует. Неудивительно, что военные благосклонно отнеслись к обоим известиям. «Предстояло создать армию, которая на самом деле могла бы защитить Германию, — говорит граф Иоганн Адольф фон Кильмансегг, в то время молодой армейский офицер. — Это было необходимым действием». Убеждало и стало очень значимым для солдат и то, что президент фон Гинденбург, что называется, благословил Гитлера. «Для нас это было важно. Для армии Гинденбург — совсем не то же самое, что Гитлер»⁹.

10 февраля 1933 года новый канцлер выступил в берлинском Дворце спорта. Его речь транслировалась по радио на всю страну. Гитлер постарался уклониться от конкретизации планов своего правительства, отметив, что, когда оппоненты требуют детализировать программу, он может сказать им лишь одно: «После того, что вы натворили, после того, как валяли дурака и занимались подрывной деятельностью, немецкий Volk нужно восстанавливать сверху донизу, точно так же, как вы уничтожали его сверху донизу. Вот наша программа!» Впрочем, он не раз повторил, что ничто не помешает ему искоренить марксизм¹⁰.