Слеза чемпионки - Ирина Роднина Страница 19

Судьи, как обычно, долго подсчитывали баллы. Мы же не знали, что в Америке начинают награждать с третьего места. И первыми вызывают Белоусову и Протопопова. Они выехали, сделали поклон и остановились около пьедестала. Следующими вызывают Москвину с Мишиным, они тоже делают поклон и быстренько прыгают на второе место. Наконец, зовут нас. Я спрашиваю: «Лелик, что будем делать?» Он: «Давай встанем на первое, если сгонят, спустимся». И мы забрались на первое место, и Протопопову ничего не оставалось, как встать на третье. Все-таки иногда молодость позволяет делать сумасшедшие поступки. Ну, сгонят — так сгонят. Не сгонят — останемся.

Уланов окончил Гнесинское училище по классу баяна. У меня все время были синяки на правом бедре, потому что он как этими фалангами баян держит, так и меня держал. Его пальцы у меня на бедре абсолютно четко отпечатывались. На чемпионат мира Леша взял баян с собой. Во время соревнований я не помню, чтобы он им сильно пользовался. Но когда мы поехали в турне по Америке.

С ним в номере жил чех Ондрей (по-нашему Андрюшка) Непела, и уже через два города Андрюха мне сказал: «Я больше с ним жить не хочу, он все время на баяне играет. Я уже его музыку слушать не могу». Андрюха в Колорадо стал серебряным призером чемпионата мира. Сережа Четверухин — бронзовым. Первым был американец Тимоти Вуд. Непелу поселили вместе с Улановым, вероятно, решив, что чехи — они же славяне, тем более оба из соцстран. Мы много путешествовали по Америке на автобусах. Уланов всегда садился в хвосте, растягивал баян и — «С чего начинается Родина…» Все это сейчас выглядит достаточно смешно. Но в этом весь Лешка со своими странностями и комплексами.

После того, как мы стали чемпионами Европы, Уланов уже на следующий день проснулся другим человеком. В общем знаменателе мы сохраняли нормальные, даже хорошие, товарищеские отношения. Несмотря на то, что мы то сходились, то расходились. Конечно, периодически ругались, потому что разные по характеру люди. Но скандалили не для выяснения отношений, а о том, как надо делать тот или иной элемент. Я упиралась благодаря своему хохляцкому характеру, а Лешка настаивал на своем, исходя из того, что он взрослее и опытнее. Поэтому у нас регулярно возникали конфликтные ситуации. Первые года полтора-два я его еще слушалась, но потом стала отвечать. Мне казалось, что я уже сама что-то понимаю в этой жизни.

Итак, на следующий после победы день у нас были очередные съемки, нас фотографировали, интервьюировали, все на улице нас узнавали. Но он уже тем солнечным утром вышел из отеля немножко другим. А после чемпионата мира, после турне по Америке, он вернулся в Москву совершенно иным. Мы совершили невероятно длинное путешествие, целый месяц по Канаде и Америке. Первое мое турне, хотя тур для чемпионов и призеров уже существовал много лет. Международная федерация всегда проводила подобные туры на том континенте, где прошел чемпионат мира.

Команда в поездку по Америке собралась приличная. Кроме нас в турне попали Белоусова с Протопоповым (но они не поехали), Пахомова с Горшковым, Четверухин и Москвина — Мишин. Тренеры отсутствовали. С нами ездил только руководитель, он же переводчик. Я думаю, что прежде всего это был сотрудник КГБ.

Маршрут был так составлен, что мы несколько раз пересекали границу: Канада — Америка, Америка — Канада. Точно вдоль границы. Но всех нас, советских, каждый раз задерживали, когда мы въезжали в Канаду. Когда из Канады переезжали в Америку, почему-то к нам относились спокойнее. Три или четыре раза мы сидели на границе с костюмами, с коньками, и только-только успевали к середине второго отделения, чтобы выскочить на лед и все-таки выступить. Каждый раз, как мы доставали советские паспорта, пограничники очень удивлялись. Когда мы приезжали на чемпионат Европы или мира, наши паспорта собирали руководители. А тут каждый ездил со своим паспортом.

И отношение к нашему паспорту даже в гостинице, где мы останавливались, было очень странным. Помню, нас принимали в каком-то большом доме, где бармен был, как теперь говорят, афроамериканец, а тогда — просто черный. Он стоял, слушал, слушал наши разговоры, смотрел, смотрел, а потом спрашивал: «А вы вообще-то, ребята, откуда?» Мы: «Есть такая страна — Советский Союз». — «Странно, — говорит он, — вы выглядите точно так же, как и мы, одеты так же и пьете лучше нас». Иными словами, понятие «советский» было для Америки в конце шестидесятых экзотикой. А то, что мы еще и катаемся лучше, их просто убивало.

На чемпионате Европы в Гармише три немецкие пары из Западной Германии показали номер, когда все три дуэта синхронно катаются. Но в тур поехала только одна пара. И тогда нам руководители тура предложили, чтобы мы — Москвина с Мишиным, я с Улановым плюс пара из ФРГ — сделали такой же номер. Мы быстро его выучили, при том, что совершенно разная была техника у всех трех пар и разный набор элементов. Но мы более-менее как-то под это дело все подстроили. А когда в первый раз с этим номером выступили, весь зал стоял, кричал, устроил овацию. Приспосабливаться приходилось не только фигуристам, но и осветителям. Тамара, к примеру, не умела делать выбросы с прыжком аксель. Она с выброса или падала, или отлетала куда-то в сторону, поэтому ее луч прожектора на время терял. Уланов не мог со мной сделать какую-то поддержку. В этот момент луч уходил с меня, перемещаясь на две другие пары.

Потом мы перелетели в Старый Свет и колесили две недели по Европе.