Морские титаны - Александр Калантаев Страница 19

О ведении огня «Цесаревичем» прямо пишет историк А. Широкорад, остальные исследователи деликатно молчат, то ли в силу дальнейшей роли этого корабля в революционном беспределе, то ли просто забыли. Обстрел Свеаборга был потрясающим! Два линкора периодически швыряли гигантские двенадцатидюймовые снаряды в своих соотечественников не хуже, чем их братья вели некогда контрбатарейную борьбу с японцами в Порт–Артуре. Стреляли долго, старательно…

Когда крепость падет и 43 человека будут расстреляны, а 860 мятежников раскидают по каторгам, тюрьмам и штрафным ротам, морские артиллеристы изумленно почешут затылки. Орда Батыя с его осадным машинным парком причинила крепости намного больше бы вреда, чем пушки кораблей, так грозно ходивших перед стенами. Орудия выбрасывали снаряды со специальными колпачками, задерживающими взрыв. Эти уникальные болванки вообще не взрывались, густо усеивая подворье свеаборгской твердыни. Становилось обидно и больно — это был тот самый боезапас, с которым и отправили «брать море с боя» 2–ю эскадру адмирала З. П. Рождественского. Защемило в сердцах. Не можем стрелять тем, чем надо, будем хотя бы плавать. Эволюции и маневры японцев на долгое время становятся тем несбыточным идеалом, на котором воспитывалось не одно поколение моряков. Приходилось не только переоценивать результаты случившейся катастрофы, но и начинать «демонстрировать флаг», иначе о России, несмотря на ее морские устремления, могли просто забыть. Пошла череда заграничных плаваний: Киль, Варде, Гаммерфест, Гриннок, Бизерта, Тулон. «И офицеры и матросы делали все возможное, чтобы вернуть доверие своей страны», — пишет историк И. Бунич.

В декабре 1908 года благодарные жители города Мессина, что на Сицилии, аплодисментами и цветами провожали русский отряд, оказавшийся как нельзя кстати подле этого древнего архипелага. Небывалое землетрясение изуродовало залитый солнцем город, и теперь на его обагренные кровью улицы ступили российские моряки. Работали как никогда. Особо отличились авроровцы и экипаж крейсера «Адмирал Макаров». С русской бесшабашностью кидались в огонь, и офицеры окриками останавливали эту молодецкую удаль. Спасали сицилийцев себя не жалея! Еще не восстановив флот, уже поднимали престиж России.

В учениях и плаваниях шло время. В конце августа 1910 года эскадренный броненосец «Цесаревич» едва не стал участником конфликта, выступив на защиту чести Андреевского флага. Возглавляемая «Цесаревичем» эскадра, в составе которой были крейсер «Богатырь» и новейший, построенный в Англии броненосный крейсер «Рюрик», пенила воды Средиземного моря. Формально соединением командовал начальник гардемаринского отряда адмирал Николай Степанович Маньковский. Формально, ибо вояжировал с эскадрой великий князь Николай Николаевич, да еще с супругой, черногорской принцессой. Сановные пассажиры тешили себя видами изумительных берегов и удивительно легким климатом, периодически съезжая на берег для очередного фуршета или протокольных встреч. Эскадра, уже под флагом Маньковского, стала втягиваться на внешний рейд австро–венгерского порта Фиуме, и здесь случился конфуз.

Предусмотренный в таких случаях салют наций, после 21 залпа российских кораблей, крепость проигнорировала. Австрийцы демонстрировали неуважение, словно напоминая, чем стал флот России после проигранной войны с Японией. Великий князь, заслуженно прозванный в Гвардейском экипаже «лукавым», при этот акте поношения флага своего государства с улыбкой предложил адмиралу Маньковскому… утрясать все самому. И был таков! Опера не ждала, шампанское в Вене рисковало быть охлажденным до неприличия.

Бросили якоря, осмотрелись. На горизонте дымы. Австровенгерская эскадра в 20 вымпелов под флагом морского министра и командующего ВМФ двуединой монархии вицеадмирала Рудольфа Монтекуккули втягивалась на рейд. «Цесаревич» снова произвел положенный залп салюта, и его тотчас продублировал красавец «Рюрик». «Богатырь» приветствовал австрийцев в унисон второму кораблю. Однако ни броненосец «Эрцгерцог Франц Фердинанд», ни его мателот (корабль, идущий следом) «Габсбург», уже занимавшие свои места на рейде, на приветствие, подобно крепости, не ответили.

Оскорбленные чувства россиян понять нетрудно. Получить такое поношение, да еще от австрийцев! Последние, правда, от чванливой рефлексии опомнившись, выслали шлюпку с офицерами штаба и лично господином Монтекуккули. Маньковский, умница (иначе не скажешь), велел капитану 2–го ранга Русецкому послать этих гостей куда подальше, ибо он пьет чай. Эскадра держала пары; Николай Степанович передислоцировал свой маленький флот на рейде, перекрыв броневой тушей «Рюрика» выход в открытое море. Заодно австриякам просемафорили: «С утренним подъемом флага нет салюта — начинаем бой! Невнятные извинения и сетования на организацию службы не принимаются». В подтверждение своих намерений и к ужасу «победителей итальянцев у Лиссы» российские корабли расчехлили орудия. Дело принимало скверный оборот. Так некстати затеянный местечковый скандал грозил перерасти в международный инцидент с далеко идущими последствиями. Связи с Петербургом не было, но и это не остановило русского флагмана.

Наступившая ночь тянулась медленно и тревожно. Не давая себе скучать, резвился броненосный «Рюрик», вращая периодически кормовую башню и играя стволами десятидюймовых (калибр 254 мм) орудий. С рассветом в башне устали, и оба ее ствола, после доворота, уперлись черными, пустыми глазницами в серый борт австрийского «Габсбурга». Легкий ветерок перебирал фалы и играл флагами обеих эскадр. Ждали…

Не князю в пример, а потомкам в назидание стоит отметить — все 20 вымпелов «великих гореплавателей» с утра дали такой пушечный концерт, что оглушенные чайки Фиуме десятками падали в воду. Рыбу в акватории доглушили залпы крепости…

За решительность в защите достоинства России и Андреевского флага адмирал Н. С. Маньковский был награжден медалью «За храбрость».

Вот в таких трудах праведных «Цесаревич» подходил к еще одному этапу своей корабельной жизни. Над Европой сгущались тучи мировой войны, бессмысленной и страшной. Корабль в 1911 году наконец обрел новые орудийные системы и надлежащим образом перебранные машины. После чего вмерз во льды Гельсингфорса (нынешний город Хельсинки), и зимние фотографии того времени удивляют парадоксом; стоящие у причала «Слава» и «Цесаревич», у форштевней которых уютно примостилась полосатая будка с городовым, а рядом с батарейной палубой, у трапа — санная двойка гнедых: господа офицеры на службу изволили. Но надвигалось грозное время, и сразу после визита в Петербург французского президента Пуанкаре и эскадры теперь уже союзников — англичан, во главе с импозантным «бульдогом» адмиралом Дэвидом Битти, никто не сомневался: смерть разложила свой чудовищный пасьянс, и скоро мир вздрогнет от невиданного ранее ужаса, XX век набирал обороты, и отлаженная работа его машин обеспечивалась самой универсальной смазкой — человеческой кровью.

Война, абсолютно неожиданная, возникшая, по меткому выражению молодого Черчилля, из‑за очередной глупости на Балканах, свалилась на плечи не набравшей силы России непомерно тяжелым грузом, и через три года этого пресса прежняя страна исчезнет и, уже в другом обличье, погрузится во мрак гражданского противостояния. Впрочем, эта нелогичная, на первый взгляд» Первая мировая застала врасплох не только Россию. Легкомыслие сквозняком продувало сановные головы всех генералов и адмиралов, участвующих в предстоящем спектакле. Неунывающий германский кайзер, напялив островерхую каску «фельдграу», напутствовал своих роботоподобных гренадеров оптимистичным заверением: