Черчилль. Молодой титан - Майкл Шелден Страница 19

Уже только очертания особняка на берегу Темзы были значимы для Черчилля и привлекали его особенный интерес, поскольку тот изначально принадлежал генералу, который служил под началом герцога Мальборо в битве при Бленхейме. Ветеран европейских сражений начала XVIII столетия, граф Оркни был бесстрашным предводителем пехоты, заслужившим прозвище «доблестный Оркни» в биографии Мальборо, написанной Уинстоном в 1930-х годах [12]. После возвращения в Англию граф выстроил особняк на берегу Темзы в районе Таплоу и второй — по соседству — в Кливедене, и жил оставшиеся двадцать пять лет то в одном, то в другом. Для большинства гостей Этти и лес, и река были просто местом для прогулок и развлечений, но если вспомнить, с каким пиететом относился Черчилль к поместью Роузбери, где прошлое дышало в спину, то нетрудно представить, какие чувства он испытывал и здесь. Каждая поездка в особняк в Таплоу наводила на воспоминания о блистательных предках. Разумеется, это наследие намного больше ценили в сорока милях от этого места, во дворце Бленхейм, где Черчилль с наслаждением изучал историю рода, вдохновляясь бесконечными упоминаниями о блистательной славе семейства Мальборо. Но значимость Бленхейма была связана не только с историческим прошлым. Летом 1901 года он на своем опыте пережил, как былая слава озаряет не только прошлое, но и настоящее.

В августе в поместье решено было устроить большое собрание политиков для объединения сил партии консерваторов, но никто не принял этого события так близко к сердцу, как местная звезда Бленхейма — Уинстон Спенсер-Черчилль. Празднество намечалось масштабное, и только несколько семейств могли присутствовать на нем. И, что весьма примечательно, сколь бы юным ни был Уинстон, сколь бы он ни приносил беспокойства, все равно с ним вынуждены были считаться.

Возведение Бленхеймского дворца длилось полтора десятилетия, с 1707 по 1722 год. К строительству масштабного барочного здания была привлечена едва ли не самая известная пара в истории английской архитектуры — сэр Джон Ванбру, самый выдающийся архитектор в стиле английского барокко, и его помощник и компаньон Николас Хоксмур, который систематизировал, ограничивал и вводил в практические рамки безграничную фантазию Ванбру с его тягой к драматическим эффектам. Бленхеймский дворец считается венцом их совместной архитектурной карьеры.

Спроектированный архитектором сэром Джоном Ванбру, Бленхейм выглядел как декорация для театрального представления. Вычурное здание с огромной подъездной площадкой подавляло визитеров рядом внушительных колонн при входе и коринфским портиком со статуей богини Минервы, возвышавшейся наверху, будто грозный страж. Фасад украшали фамильные гербы с символами триумфальных битв: копьями, щитами, шпагами, барабанами и флагами. Два связанных пленника по обеим сторонам Минервы означали оглушительные победы над врагами Британии. Все было оформлено таким образом, чтобы внушить благоговение перед победителем и сознание того, что само здание — всего лишь благодарная дань нации. Осчастливив потомков этим монументальным сооружением, герцог сошел в могилу, не удосужившись объяснить суть его деяний. «Он хранил молчание о своих подвигах, — записал Черчилль о своем предке, — ответом должно было послужить само здание». И в самом деле, оно служило наглядным свидетельством боевого духа и безграничных амбиций его отпрысков. Подобно своему славному предку, Уинстон вкусил славу на полях сражений: следуя примеру отца, он хотел стать ведущей фигурой в политике. В Лондоне противники могли сколько им угодно глумиться и высмеивать его вызывающую юношескую дерзость и нахальство. Но в Бленхейме, в таком подавляющем великолепии окружения, им это было сделать намного труднее. Эпический размах, который чувствовался в каждом камне, грозная сила каждой статуи этого здания создавали ореол долговечности и неизменности торжества семейства Черчиллей. Неужели и в самом деле для победителя двадцатого века были столь значимы заслуги прежних героев?

На заре непрерывно улучшающихся торговых, технологических и социальных реформ, кому нужны были свидетельства былых побед? Разумеется, былые победы воодушевляли тех, кто принимал участие в бурской войне. Однако на кого в то время мог произвести впечатление такой патриарх, как герцог Мальборо, выступавший в роли Голиафа?! Ведь Британии пока еще вроде бы не грозила прямая опасность от вновь зарождающихся политических тиранов. Поля сражений простирались скорее внутри самой страны из-за растущего напряжения нерешенных вопросов справедливости распределения богатства и прав человека. И, казалось бы, несмотря на то, что Бленхейм все еще не утратил способности поражать чье-либо воображение, все эти величественные останки былого — выглядели в новое время нелепыми, причудливыми и неуместными. Однако Уинстон всю свою жизнь пытался исполнить нелегкую задачу, поставленную для самого себя, — перешагнуть из громокипящего старого мира, пропахшего дымом и порохом шумных побед, — в новый мир, где преобладала сдержанная доблесть.

В субботнее утро августа, когда должен был состояться грандиозный съезд — предполагалось, что приедут 120 членов парламента и три тысячи сопровождающих их со всех уголков страны, слуги торопливо расставляли ровные ряды стульев на громадной площадке внутреннего двора. В основании портика, где заканчивались ступени, была возведена сцена с трибуной, откуда голос выступающего мог бы без труда достигать самых последних рядов слушателей. Небольшая армия слуг уже с рассвета под огромным тентом на лужайке занималась приготовлением ланча для такого громадного числа приглашенных. Гости могли получить удовольствие, вкушая жареных цыплят, йоркширскую ветчину и французские пирожные. А в ведерках стояло больше тысячи бутылок шампанского.

Кузену Уинстона его гостеприимство обошлось в копеечку. Похоже, Санни очень надеялся повысить свою значимость и влияние среди тори и тех, кто поддерживал их (независимые либералы, враждебно настроенные к идеям самоуправления Ирландии). Но лишь малая горстка приглашенных считала Сесила умелым политиком. Мать Уинстона Дженни, пустившая в ход в этот праздничный день все свое обаяние, дабы убедить Санни, что громадный «съезд», который он организовал, действительно сыграет для него важную роль. Хотя на самом деле все это работало скорее на обеспечение успеха Уинстона. А Санни отводилась скромная роль — привечать гостей. Главными событиями дня должна была стать речь Артура Бальфура и министра по делам колоний Джозефа Чемберлена («министра империи», как его называли). Как обычно, третий спикер должен был произнести заключительный спич, где бы подводился краткий итог сказанному. При обычном ходе это должен был сделать старший член правительства. Но на этот раз слово дали, что, в общем, не удивило присутствующих, Уинстону. Другие члены парламента, включая и группу хулиганов — Хью Сесила и Йэна Малкольма — должны были довольствоваться ролью слушателей, но их ловко убедили, что поводов для недовольства не должно быть. Им ведь оказывали честь быть приглашенными в обеденный зал для особых гостей, а не просто отведать угощение, расставленное под навесами. В библиотечном зале играли приглашенные музыканты. И еще была организована экскурсия по особняку. И три прелестных женщины — Дженни, Консуэло Мальборо и Миллисенд Сазерленд должны были сопровождать политиков — к вящему их удовольствию — в этой прогулке.