Власов против Сталина. Трагедия русской освободительной армии 1944-1945 год - Иоахим Гофман Страница 19

Через несколько дней после провозглашения Пражского манифеста, 23 ноября 1944 г., организационный отдел Генерального штаба сухопутных войск издал приказ о формировании 1-й русской дивизии [111] – немецкое обозначение: 600-я п. д. (рус.) [112] – основы Вооруженных сил Комитета освобождения народов России. Правда, подготовка в учебном военном лагере Мюнзинген в Вюртемберге (V военный округ) началась уже загодя. Командиром дивизии был назначен полковник (с февраля 1945 г. генерал-майор) Буняченко, хотя Власов сначала намечал полковника Боярского [113]. Буняченко, урожденный украинец, происходил из бедной семьи и уже в 1939 г. был командиром дивизии на Дальнем Востоке. Будучи командиром 389-й стрелковой дивизии, он, на основе приказа Сталина № 227, 5 сентября 1942 г. был приговорен к смерти, т. к. слишком рано дал приказ о разрушении железнодорожной линии на участке Ищерская – Осетинская [114] и тем самым воспрепятствовал использованию бронепоезда. После своего помилования ему удалось перейти на немецкую сторону, где он в начале 1943 г. присоединился к Освободительному движению. Будучи офицером штаба командира восточных частей особого назначения № 721 при командующем тыловым районом группы армий «Юг» генерал-майоре графе цу Штольберге, Буняченко в сентябре 1943 г. выступил за переброску русских частей в Западную Европу, т. к., по его мнению, таким образом удалось бы организовать Освободительную армию силой в «несколько армейских корпусов» независимо от неудач на германском Восточном фронте [115]. На следующий год, в июле 1944 г., он особенно отличился в качестве командира русского полка на Нормандском фронте. Возросший в результате авторитет он откровенно использовал, чтобы подтолкнуть создание более крупных русских частей. Ведь, как выявилось и в беседе между полковником Буняченко, генерал-майором Малышкиным и командиром восточных частей при главнокомандующем на Западе, генерал-майором профессором д-ром Риттером фон Нидермайером 21 июля 1944 г. в Париже, русские незыблемо выступали за создание независимой освободительной армии под русским командованием. [116]

Для своей должности командира дивизии Буняченко обладал наилучшими предпосылками: имея основательную военную подготовку, явные способности к тактическим вопросам, он был энергичным, хотя порой и грубоватым. Его своенравие и внутренняя независимость причинили много хлопот немецким командным инстанциям в Мюнзингене, а тем более в ходе последующих действий 1-й дивизии РОА на Одере и в Богемии. Буняченко был единственным генералом РОА, позволявшим себе самовольничать и в отношениях с Власовым. Так, во время погрузки его дивизии в Херцогенаурахе под Эрлангеном имел место неприятный инцидент, в результате которого Буняченко получил официальный выговор главнокомандующего [117]. Начальником штаба 1-й дивизии РОА был назначен подполковник Николаев, опытный штабной офицер, окончивший Военную академию имени Фрунзе и в 1941 г. принадлежавший к оперативному отделу штаба 4-го механизированного корпуса, которым под Львовом командовал генерал-майор Власов [118]. Штаб дивизии был построен по русскому образцу и имел, насколько можно установить, следующий состав:

1-й офицер для поручений – подполковник Руденко,

адъютант командира дивизии – лейтенант Семенёв,

дивизионный адъютант – старший лейтенант Машеров,

офицер-переводчик – лейтенант Рябовичев,

начальник оперативного отдела – майор Фролов, позднее подполковник Синицкий,

начальник отдела снабжения, командир полка снабжения – подполковник Герасимчук,

начальник отдела контрразведки – капитан Ольховик,

начальник отдела пропаганды – капитан Нарейкис, позднее майор Боженко,

дивизионный интендант – капитан Паламарчук,

дивизионный священник – игумен Иов.

В то время как политические вопросы регулировало кадровое управление СС, формирование 1-й дивизии РОА производилось под руководством сухопутных войск (начальник вооружений и командующий армией резерва) в Мюнзингене через генерала добровольческих частей в ОКХ, генерала кавалерии Кёстринга [119]. Тот назначил «командиром русского штаба формирования» полковника Герре [120], еще молодого офицера Генерального штаба, который с мая 1943 до июля 1944 гг. являлся начальником штаба генерала восточных войск, т. е. был знаком с русской проблематикой, имел опыт общения с русскими и рассматривался ими как друг. Задача Герре состояла в том, чтобы в сотрудничестве с центральными и местными службами сухопутных войск создать организационные и материальные предпосылки и консультировать русский дивизионный штаб при организации и обучении частей. С этой целью он построил свой штаб таким образом, чтобы каждый из офицеров имел соответствующего партнера в русском дивизионном штабе [121]. Поэтому если Герре обращался непосредственно к командиру дивизии, то его начальник оперативного отдела (Ia) и заместитель, майор Кейлинг, имел дело с начальником штаба, подполковником Николаевым, начальник разведки и контрразведки (Ic) – с русским офицером контрразведки, капитаном Ольховиком, и т. д. Видимо, именно потому, что взаимные связи с самого начала строились на основе договоренностей, а не, к примеру, приказов, в целом создались плодотворные отношения [122]. Это, однако, не означало, что Герре не приходилось постоянно бороться с недоверием Буняченко, который слишком легко был склонен принимать объективную невозможность за сознательное пренебрежение и полагал, что должен защищать обещанную автономию вверенной ему дивизии от подлинных или мнимых злоупотреблений немцев [123]. Буняченко, например, выступил против следования структурной схеме немецкой народно-гренадерской дивизии, поскольку хотел избежать всего, что напоминало о немецких образцах. При этом он не учитывал, что лишь таким путем можно было обеспечить бесперебойное материальное снабжение, поскольку народно-гренадерские дивизии представляли собой – уже в отношении вооружения – самый современный тип немецких дивизий. В этой связи следует упомянуть, что, например, и румынская добровольческая дивизия имени Тудора Владимиреску, формировавшаяся на советской стороне с 4 октября 1943 г., соответствовала структуре советской гвардейской дивизии, была обмундирована по образцу Советской армии и обучалась по советским уставам [124]. Однако, в отличие от единичных немецких унтер-офицерских учебных групп в 1-й русской дивизии, в немногочисленной румынской добровольческой дивизии имелось не менее 158 опытных советских офицеров-инструкторов, заботившихся о приспособлении к советским нормам.

При оснащении дивизий РОА полковнику Герре приходилось в условиях последней военной зимы преодолевать неслыханные трудности. Все более заметными становились не только дефицит оружия, техники и прочих предметов снаряжения, но и катастрофические транспортные условия. Нередко проявлялось и сопротивление местных военных властей, например, казначеи гарнизонной администрации отказывались выдавать инвентарь, включая крайне необходимые котлы для варки, «поскольку жаль отдавать их русским». Лишь в этом смысле оправданы русские упреки, что немцы сознательно препятствовали формированию. Однако, когда полковник Герре заручился поддержкой командующего военным округом, генерала танковых войск Вейеля [125], такое сопротивление удалось преодолеть и добиться соответствующего отношения к новым союзникам. Правда, и теперь еще понадобились бесконечные усилия, чтобы привести в порядок старые бараки в Мюнзингене, гарантировать пропитание и в первую очередь обеспечить русских солдат необходимой одеждой и обувью. Вопросом престижа именно по отношению к русским стало получение угля для отопления жилищ. Потребовались энергичные представления Герре и обращение генерала добровольческих частей к начальнику административного отдела сухопутных войск, пока давно обещанный состав с углем прибыл в дивизионный лагерь [126]. Благодаря неустанным усилиям Герре, который каждый вечер представлял свои пожелания генералу Кёстрингу в личной беседе, к февралю, хотя и с запозданием, из различных арсеналов сухопутных войск стало поступать ручное огнестрельное оружие, орудия, минометы, противотанковые пушки, танки-истребители вместо штурмовых орудий, автомашины и прочее необходимое вооружение, так что, в конечном итоге, дивизия все же получила свое полное нормативное вооружение [127].