Корабль дураков - Грегори Норминтон Страница 19

– Кажется, мы пришли, – перебивает его Колпачок, просто чтобы прервать этот вздор.

Перед ними и вправду маячат стены неприступной гедонской тюрьмы. Бландус Влааг стучит три раза в гулкие деревянные ворота, и те приоткрываются с натужным скрипом. При виде виселицы на тюремном дворе Колпачок издает сдавленный вскрик. В унылом и пыльном здании суда его принимают столь же унылые судьи в белых напудренных париках. Колпачок падает ниц, умоляя о милосердии, и мольбы его не пропадают всуе. С Белкулы снимают тяжелые цепи, и она бросается к своему спасителю и сжимает его в объятиях. Бландус Влааг, также охваченный ликованием, жмет Колпачку руку и выписывает Белкуле юридически безупречный пропуск на выход.

Белкула, пребывая в глубоком смущении и замешательстве, всю дорогу до «Барыша» не отпускает руки Колпачка – как только они поднимаются на борт, корабль поспешно отчаливает.

О том, как Белкула посещает острова Тощей и Скеллет, каковые она покидает в великой поспешности

Как выкошенный подчистую луг вновь зарастает сочной травой, Белкула оправилась после гедонского приключения. Уже через пару часов (вы, я думаю, будете рады об этом узнать) она вновь принялась за свои старые штучки, а Колпачок снова залег в одиночестве у себя в гамаке в трюме.

На следующий день на рассвете капитан выходит из своей каюты, застегивая на ходу ширинку, и объявляет, что судно меняет курс. Теперь они направляются к Тощею и Скеллету. Торговля может и подождать; корабль переходит в полное распоряжение его возлюбленной госпожи и будет служить исключительно ее удовольствию, заявляет он.

– Хотя если ее маманя живет на каком-то из этих островов, – признается он Колпачку по секрету, – тогда остается лишь уповать на Господню милость.

– А что там, на островах? Капитана бросает в дрожь.

– Скоро сам все увидишь.

На протяжении двух дней свирепая буря треплет «Барыш». Нептун играет с корабликом у себя на пузе: то окунет судно себе в пупок, где сверкает рыбья чешуя, то подбросит на выдохе себе на грудь, в бороде белой пены. Колпачок выполз из трюма на палубу и предается отчаянию, глядя слезящимися покрасневшими глазами в клубящуюся черноту неба. Все Мироздание кренится набок, едва сдерживая тошноту, и вот-вот опрокинется и пойдет ко дну.

На третий день в черноте показалась прореха – проблеск серебряного свечения. Корабль идет туда, к свету. И наконец чернота расступается, и небо опять – голубое, и лучи солнца плывут в синеве, как золотые медузы, и впередсмотрящий на марсе кричит: «Земля!».

Как видно на карте (эй, а кто ее всю облизал?!), острова Тощей и Скеллет соединяются узеньким перешейком гранитных скал. Хотя они и соседи, но отличаются друг от друга, как день и ночь. Тощей утопает в зеленых садах, его поля золотятся обильной пшеницей – на бесплодном Скеллете растут только сорные травы и чахлая рожь. На обоих островах нет ни одной гавани для причала, все побережье – сплошные рифы и отвесные скалы.

– Надо обследовать оба, – настоятельно просит Колпачок.

Перед лицом очевидной опасности капитан «Барыша» предлагает свои услуги. Внимательно изучив карты, он помогает Белкуле сойти на гребную лодку, которую он вызывается провести к берегу лично. Колпачок послушно садится на весла, и матросы желают Белкуле удачи (но про себя каждый молится, чтобы она вернулась). Стиснув зубы, Колпачок отчаянно сражается с волнами и после трех более или менее удачных гребков завязит весло, так что лодку весьма ощутимо качает.

– Вы обо мне не волнуйтесь, – пыхтит он обиженно, – вы продолжайте. Скалы? Не врежемся мы ни в какие скалы. Когда я сижу спиной к берегу? А вы там обжимаетесь?

Капитан, верный долгу, отрывается от пышных телес возлюбленной. Но мысли его заняты совершенно не тем, чем нужно, и его навигация, как говорится, оставляет желать, и Колпачок смотрит через плечо с риском вывернуть шею, высматривая безопасный проход среди скал. Наконец он замечает что-то более или менее подходящее и направляет лодку туда. Пот течет с него градом, штаны на заднице промокли насквозь. Белкула принимает руку галантного капитана, но ступает неловко, и в результате садится верхом ему на голову, упершись пятками ему в промежность, и уже с такого малоудобного положения сходит на берег – на обросший ракушками камень. Следом за ней сходит на берег и капитан – в состоянии крайнего возбуждения. Колпачка оставляют привязывать лодку.

Пару минут спустя, когда наши отважные путешественники нежатся на зеленом лугу на солнышке (Колпачок угрюмо возлежит на животе и смотрит в одну точку), до них вдруг доносится топот бегущих ног. Подняв глаза, они видят, как кусты сотрясаются и изрыгают взмыленное семейство. Мать, отец, двое сыновей и три дочки несутся легким галопом по песчаной тропинке. На лбу у каждого – ленты из набивного ситца, на ногах вместо башмаков – какие-то белые мешки, набитые соломой. У них уже явно нет сил бежать, но они все равно бегут, на пределе возможностей.

– Наверное, что-то страшное приключилось, – испуганно выдыхает Колпачок, которому уже представляются картины кровавой резни. На другом конце луга возникает второе семейство. Эти островитяне тоже бегут что есть мочи, натужно дыша и картинно обливаясь потом, всем своим видом давая понять, что да – им тяжело, но они не сдаются. Когда Колпачок их окликает, они замирают на миг и припускают еще резвее.

– Ничего не поделаешь, – говорит Колпачок, – придется их догонять.

Ну да, два раза. Наша троица бредет, прихрамывая по берегу, и наконец выходит к деревне – когда таинственные бегуны давно уже скрылись из виду. Деревня являет собой зрелище мрачное и безрадостное: покосившиеся обветшалые домишки в окружении засохших садов, – но в этих убогих лачужках все кипит и бурлит, они так и ходят ходуном. Жители Тощея вообще никогда не отдыхают и не останавливаются ни на минуту. Если нечего делать, они бегают (можно даже на месте, если нет другой возможности), прыгают и кувыркаются. Даже слушать их утомительно: звон в кузнице, пыхтение паровых утюгов.

От всего этого шума и гама у Белкулы разыгрывается аппетит. Капитан достает свой кошель. Выбирает наугад дом и стучит в дверь. Сперва ему никто не отвечает, а потом из-за двери доносится совсем уже непонятное тиканье, как будто своим громким настойчивым стуком капитан запустил в действие некий часовой механизм – клик-тик-так-клик-тик-так, – и дверь открывается. Капитан учтиво снимает шапку.

– Простите, что отрываем вас, господин хороший. Я вижу, вы заняты. Но мы с друзьями изрядно проголодались. – Он изображает жестами, что им надо чего-нибудь пожевать, и демонстрирует пухлый кошель.

Любопытный Колпачок подходит ближе и видит в дверях молодого мужчину со скакалкой в руках. Парень весь упакован в рельефную мускулатуру. Под кожей легонько пульсируют жилы, как будто там ползают обеспокоенные моллюски.

– Сголодались? – Голос у парня на удивление тонкий для такой горы мускулов. – Кушать охота? У меня есть много вкусного, чего покушать.

Надо сказать, что на Тощее живут переселенцы со всей Северной Европы, и здешний язык представляет собой смесь всех северных языков. Но капитан понял все, что ему сказали, ибо на том же смешанном языке изъясняются и моряки. Очень довольный собой, капитан потирает живот. Однако когда молодой человек возвращается к ним на крыльцо, самодовольное выражение тут же стирается с просоленного лика морского волка. Ибо миска в руках у хозяина дома – пучки сельдерея, незасахаренный чернослив и овсяные лепешки, такие тонкие, что они крошатся от одного только взгляда. Вы не волнуйтесь – лепешки без жира и вообще не соленые! Капитан – в целях проверки – показывает жестами, что ему хочется пить. Ему предлагают на выбор: морковный сок, дождевую воду и питательный напиток на основе салата-латука. Исключительно из вежливости капитан покупает флягу дождевой воды и пучок свежего сельдерея, на который Белкула набрасывается, как голодная кошка – на куриную кость, кромсает его зубами и рвет чуть ли не в клочья.