Танец убийц - Мария Фагиаш Страница 19

— Только десять минут.

Она протянула ему руку, но он не поднес ее к губам, а ограничился слабым пожатием. Чтобы показать, что она недовольна, королева не присела. Он тоже вынужден был стоять.

— О чем Вы хотели говорить со мной? Надеюсь, это на самом деле срочно. У меня слишком много дел, к тому же я еще не одета.

— Было бы правильней, если бы Вы были одеты — сейчас почти десять. Люди скажут, что Вы пренебрегаете своими обязанностями. — Он выбрал даже слишком серьезный тон. — Я хотел сообщить Вам, что сегодня утром разговаривал с Михаилом Василовичем.

На ее лице под слегка нанесенными румянами проступила бледность, Драга оперлась на спинку стула. Хотя Лаза, как, впрочем, и большинство белградцев, знал, что Михаил был ее любовником — и, судя по сиюминутной реакции, отнюдь не забыт, — он сделал вид, что не придает значения охватившему ее смятению.

Драге потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя.

— Ах, на самом деле? — Это должно было прозвучать равнодушно. — Я вообще не знала, что он вернулся.

— Он приехал сегодня утром. Я поручил ему обязанности личного адъютанта Саши.

— Что Вы сделали?! — закричала она. — Вы сошли с ума!

— Я хочу, чтобы Вы убедили Сашу одобрить это назначение, — перебил ее генерал.

— Вы точно лишились рассудка! Я категорически…

— Секунду, послушайте меня. Василович был доверенным лицом короля Милана, он принадлежит к злейшим врагам нашего короля. Если Саша не договорится с этими людьми, и срочно, ничего хорошего ждать не придется. Его опора в народе недостаточно велика, чтобы отказываться от поддержки военных. Саша должен привлечь офицерский корпус на свою сторону, иначе он потеряет трон. Поверьте мне, времени у нас практически не осталось. Король не должен ждать, пока кто-то протянет ему пальмовую ветвь, он должен сам сделать первый шаг. Капитана Василовича можно было бы арестовать и обвинить в государственной измене — в Женеве он встречался с Петром Карагеоргиевичем, на обратном пути в Вене с Милошем Ненадовичем — многие и за меньшее сидят в тюрьме. Но что дали нам подобные строгости? Ничего, кроме неприятностей. В итоге под давлением нашей и зарубежной прессы мы вынуждены были помиловать этих заключенных — ну, тех, кто еще оставался в живых. Нет, Драга, нужно начинать действовать по-другому.

— Самым первым я бы предложила вытащить из запаса полковника Машина.

— Блестящая мысль. Я должен записать это.

— Вы задумали что-то совершенно новое, Лаза.

— Я очень чувствительный человек, дражайшая. Если вижу, что с какой-то методой дело не идет, пытаюсь добиться успеха иначе. Новый девиз теперь — rapprochement [28]. — Он приблизился к ней. — Обещайте мне уговорить Сашу одобрить назначение Василовича. Скажите ему, что это дело решенное, в котором он ничего изменить не может.

Драга покачала головой.

— Нет. Делайте, как считаете правильным, Лаза, только меня в свою игру не втягивайте. Во всяком случае, что касается этого вопроса. Я никогда не упоминала при Саше имени этого человека, не собираюсь делать этого и впредь. Реакция Саши могла бы быть прямо противоположной той, которую Вы ждете. Не рассчитывайте на меня. — Она пошла к спальне. — Я должна, наконец, одеться.

Лаза опередил ее и взял за руку.

— Это не все. Я бы посоветовал Вам с Сашей в ближайшие дни меньше бывать на людях. Можно выпустить коммюнике, что он снова страдает желудочными коликами.

Она ошеломленно взглянула на него.

— Почему? Неужели все так плохо?

— Возможно, дело в слухах. Вы же знаете Белград. Здесь не происходит ничего, что могло бы дать пищу разговорам: ни театральных постановок, ни концертов или выставок. Растущие цены, ситуация в свиноторговле и политика — вот единственные темы. А политика означает в Сербии только заговоры. К тому же эта необычная жара. Солнце едва начинает садиться, как все уже на улице — дышат свежим воздухом. И начинается обсуждение, вот тут раздолье для сплетен. Спросите меня, и я скажу: первый же хороший летний дождь смоет все это. Но до тех пор оставайтесь во дворце. Так надежней. Здесь до Вас не доберутся.

— Что значит «не доберутся»? Кто, черт возьми, должен до нас добраться?! — Теперь она почти кричала. — По-вашему, теперь и в Вербное воскресенье не ходить ни в цитадель, ни в собор — там могут нас подкараулить! Не участвовать в закладке первого камня для Дома искусств — и там нас могут поджидать! Полгода я слышу одно и то же! Вы, похоже, знаете все, только не то, кто же это подкарауливает и поджидает. Зачем же нам в таком случае тайная полиция, если она ничего не может, кроме как собирать слухи?

Драга опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Три года она изо всех сил пыталась убедить мир, что она нынешняя и известная когда-то женщина Драга Машина не одно и то же лицо; что на самом деле в тот день, когда король Александр сделал ее полноправной королевой, она родилась заново. И в Старом и в Новом Конаке на стенах были развешаны картины, показывающие ее в новом воплощении, — не было ни одной, на которой Драга была бы изображена ребенком или юной вдовой. Она ожидала от всех, знавших ее до июля 1900 года, что они забудут прежнюю Драгу. Кто оказался не способен на это, был изгнан из двора и из общественной жизни. Только Лаза чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы не обращать внимания на ее настроение, потому что знал: она нуждается в нем сильнее, чем он в ней.

— Делайте, что я говорю, — терпеливо настаивал он. — Оставайтесь во дворце. Вспомните шестое марта. А ведь тогда была зима…

Хотя события происходили несколько месяцев назад, до сих пор не удалось выяснить, шла ли речь о запланированных беспорядках, или спонтанно возникшая демонстрация постепенно привела к ним. На Теразии тогда собрались продавцы и служащие магазинов, протестовавшие против долгого рабочего дня и низкой зарплаты. Их поддержали студенты. Митингующие решили идти к дворцу Конак, чтобы передать свои требования самому королю, но, едва они приблизились к воротам дворца, полиция стала разгонять их. Кто выстрелил первым, установить не удалось, но уже через несколько секунд на земле оказались убитые и раненые.

— Как обычно, всю вину возложили на Сашу, — с горечью сказала Драга. — Или еще больше на его злой дух. Шестого марта нас вообще не было во дворце, мы уезжали в Смедерово. Но уже на следующий день в петербургском «Новом времени» можно было прочесть, что я лично приказала префекту полиции Маршитьянину стрелять по демонстрантам.

Он, успокаивая, положил руку ей на плечо.

— Не расстраивайтесь из-за этого. Вы же знаете, в конце концов, русских…

— Меня готовы распять! — всхлипнула Драга, и горькие слезы потекли из ее глаз. Пытаясь скрыть слезы от Лазы, она отвернулась к окну. — И это после того, что я для них сделала. Без меня Сербия сейчас была бы австрийской провинцией. Они должны быть вечно мне благодарны.