Спасти Цоя - Александр Долгов Страница 19

– Ну что, лохматый, все архаику свою слушаешь? Я же тебе говорил в прошлый раз – музыка ELP сегодня не актуальна.

Шульц, разумеется, только глазами заморгал в ответ, не врубившись в его реплику. Но я, прекрасно уловив слова, судорожно пытался понять смысл и не мог, по-видимому, в мозгах какая-то нестыковка произошла: мы что, с Цоем уже встречались? Но когда? При каких обстоятельствах?

Отец, безусловно узнавший Цоя и оттого на время потерявший дар речи, деликатно отодвинулся в сторонку и даже тихо прикрикнул на меня – маленького, чтобы я не мешал, и, как мне показалось, уже другими глазами посмотрел на МЕНЯ – более уважительно, все-таки человек знаком с самим Цоем… Впрочем, тональность разговора менялась с космической скоростью. И изменялось отношение его ко мне – взрослому – из-за того, что мы с Шульцем якобы совершили что-то неблаговидное, поскольку Цой без обиняков спросил:

– Ребята, зачем вы стырили у меня журнал?

– Какой журнал?! – его неожиданный вопрос опять застал меня врасплох.

– Не прикидывайтесь идиотами – тот самый, с моей мордой на обложке, вот какой!

– ?! В первый раз про такое слышу…

– Значит, в дурилку будем играть? – Цой не на шутку рассердился. – Все, ребята, с этой минуты больше ко мне на пушечный выстрел не подходите!

В этот весьма неприятный для меня момент я понял, что прожекты по спасению «последнего героя» и родителей безвозвратно порушены. Во всяком случае, на этот раз.

Тут в разговор неожиданно включился отец – надо заметить, очень вовремя, а так ведь однозначно после отповеди, устроенной нам Цоем, тот бы точно покинул место встречи. И на том бы все и закончилось.

– Виктор, простите великодушно, – обратился он к звезде, – во-первых, здравствуйте… – Он волновался, видимо, хотел найти подходящие слова для неловкой минуты. Цой вежливо к нему повернулся и весь обратился в слух, к фанатам он относился с искренним уважением, едва ли не с почтением, а мой отец как раз и являлся таковым. – Во-вторых, не могу не выразить своего восхищения… Обожаю группу «Кино»…

– А вы бывали на наших концертах? – Виктор перебил отца с неподдельным интересом.

– Да, конечно, не один раз, особенно запомнилось выступление во Дворце спорта «Юбилейный» в начале декабря 1988 года. Тогда, если не ошибаюсь, за три дня вы дали пять аншлаговых концертов.

– Абсолютно верно – два дневных и три вечерних… Очень хорошо помню те концерты. Стараниями нашего нового директора на афишах впервые появилась фотография группы, но в расклейке по городу афиши по большой части остались без фоток, их фанаты все повырезали…

– В числе нарушителей был и я, – признался папа.

– Так вы, выходит, из Питера?.. Отдыхаете здесь?

– Да, с сыном и женой в доме отдыха… Жена там осталась, а мы с сынишкой гулять пошли… Я, кстати, на те концерты как раз с женой и ходил, такая давка была в стоячем партере, что ей толпа все пуговицы на пальто оторвала… но она особо не переживала. Больше волновалась за сынишку, ему тогда полгода исполнилось, оставили спящего с моим братом, благо, концерт коротким был, по-моему, минут 55… Конечно, нам, поклонникам «Кино», было мало, но в тех обстоятельствах оказалось на руку. Уж извините!

Мы все дружно рассмеялись, а папа продолжал делиться воспоминаниями:

– Еще помню, что публика вела себя по-скотски – забросала всю сцену, несмотря на предупреждения администрации, горящими бенгальскими огнями, поджигали их в экстазе, чуть кулисы не спалили дотла, просто стыдно за них было. В конце концов ваш барабанщик не выдержал и ответил тем же – метнул обратно в партер пару «зажигалок», тогда только все и успокоились.

– Да, Густав у нас такой, ни себя, ни друзей в обиду не даст, – подтвердил Цой.

Пока они беседовали, я понял, что надо срочно вытаскивать из рюкзака «Полароид», чтобы не упустить момент.

– А давайте я вас на память сниму… – предложил я с добродушной улыбкой, будто вовсе и не было обвинений в наш адрес, подпортивших настроение. – Это моментальная фотосъемка. Я долго не задержу.

Все согласились – Виктор к тому времени уже оттаял, – дружно встали напротив витрины ювелирного, я щелкнул их вместе, потом и по отдельности, после чего вручил каждому по снимку. Папа же, получив фото, тут же попросил Цоя поставить на нем автограф – вот так все и случилось. Вышло просто замечательно. Виктор, еще помню, восторгался фотоаппаратом, думаю, из вежливости – поди, Джоанна Стингрей из Америки и не такое привозила… И чего там восторгаться? Обычное дело.

А папе я, между прочим, посоветовал фотку в красивой рамке на стенку повесить или на полку на видном месте поставить – так, глядишь, и вправду что-нибудь кардинально изменится – вроде как мелочь, незначительная вещь, а на самом деле в определенный момент сыграет свою роль. На прощание, как и задумал, подарил конфеты, вот, говорю, для вашего малыша. Папа, по-моему, был тронут. Хотя задним числом полагаю, для маленького ребенка шоколад – не самый подходящий подарок, скорее для родителей…

Когда все ушли, и мы с Шульцем остались вдвоем, мне сразу стало тошно, на душе точно кошки заскребли, вроде как радоваться надо – все-таки встретился с отцом… Не давала покоя мысль о том, что, вероятно, видел его в последний раз, но не смог предостеречь его от надвигающейся трагедии. Не лететь тем злосчастным рейсом Тель-Авив – Новосибирск… А с другой стороны, отвел бы опасность с крушением самолета, а беда бы неожиданно свалилась откуда-нибудь еще – кто знает?

Состояние мое было, прямо скажем, неважнецкое: глаза заслезились, к горлу подступил комок, лицо от душевной муки скорчилось, вот-вот сейчас зареву… Но тут Шульц, хоть и продолжал слушать свою долгоиграющую коробочку, непонятным образом уловил мое состояние, остановил музон и с участием спросил о мужчине с мальчиком: «Кто они?»

Отмалчиваться или юлить не было никакого смысла.

– Мой папа и я сам, – ответил я сдавленным голосом, изо всех сил борясь с подступившими слезами; он был в курсе, что мои родители трагически погибли в авиакатастрофе.

– Я так и подумал… А почему меня не предупредил?

– Не был уверен, что встретим, – ответил я, взяв себя в руки. – Ладно, Шульц, потопали на станцию. Обсудим, что будем делать дальше.

Да, не мешало бы крепко поразмыслить, ведь с Цоем что-то не заладилось с самого начала, я еще толком не успел ему ничего сказать, а он уже погнал на нас, обвиняя черт знает в чем… И откуда он только нас знает, вернее сказать – когда узнал? И что за журнал имелся в виду, на обложке которого красовалась морда «последнего героя»?

На обратном пути, уже сидя в электричке, я все ломал голову над этим животрепещущим вопросом, как вдруг меня осенило: я понял, что за журнал, и от внезапного прозрения меня аж холодный пот прошиб… Но как такое возможно? Что еще за временные выкрутасы? Смутные догадки, терзавшие меня, заставили взять в оборот Шульца. Я насильно вытащил из его ушей затычки и засыпал вопросами, заставив вспомнить во всех подробностях факт моего появления у него дома в далеком 1972 году. С чем, с какими необычными предметами из будущего я к нему прибыл, кроме подаренных.