Гибель Высоцкого. Правда и домыслы - Борис Кудрявов Страница 19

Дан Раттер: Мы бы не хотели создавать впечатление, что Высоцкий пишет только о вещах, которые он не любит или, скажем, об обреченных подводных лодках. У него немало песен патриотических, которые нравятся властям, много и веселых, шуточных, к примеру, «Утренняя гимнастика».

(Звучит песня «Вдох глубокий, руки шире…».)

Дан Раттер: Вообще же трудно сказать, какой системы придерживаются советские власти в борьбе с критикой. Тысячи людей сидят в лагерях за выражение несогласия, но некоторым разрешено протестовать. Во всяком случае, Владимир Высоцкий — один из тех немногих, кто ходит по узкой тропке между официальной терпимостью и официальным забвением.

Нью-Йорк, июль 1976 года.

Эфир 20 февраля 1977 года.

От автора

Конечно, для Высоцкого такой разговор был очень важен. Хотя он прекрасно понимал, что передачу в Советском Союзе никогда не увидят. И тут как бы никаких подпольных загогулин-подстав нет, все вроде понятно: вопрос — ответ. Несмотря на то, что большинство вопросов были вполне политизированными, с явно провокационной подоплекой. К примеру, ведущий упоминает какие-то советские лагеря, через которые будто бы прошел Высоцкий. Какие-такие лагеря он прошел? Что это? Незнание темы или сознательное передергивание фактов? Собственно, фактов-то никаких и нет. Как бы и передергивать нечего…

Следует, конечно, констатировать, что на нашем родном советском телевидении такая передача была в те времена практически невозможна! Хотя можно отметить — и эта запись вышла в эфир американского ТВ лишь через полгода. Оказывается, совсем не случайно. Ее создателям выгодно было подавать Высоцкого именно в том свете, в каком они это преподнесли. Им было важно сделать определенные закадровые вставки без участия самого поэта. И им было что вырезать из записанного…

В своей книге «Владимир, или Прерванный полет» Марина Влади, присутствовавшая на записи, приводит такие факты:

«— Уехать из России? Зачем? Я не диссидент, я — артист.

Ты говоришь это в Нью-Йорке во время знаменитой передачи Си-би-эс „Шестьдесят минут“. У тебя покраснело лицо и побелели глаза — видно, как ты раздражен.

„Я работаю со словом, мне необходимы мои корни, я — поэт. Без России я — ничто. Без народа, для которого я пишу, меня нет. Без публики, которая меня обожает, я не могу жить. Без их любви я задыхаюсь. Но без свободы я умираю“».

И там же актриса пишет: «…ты никогда не собирался уезжать. Ты не в ладу с собой. Тебе хорошо только на Родине, несмотря на присущие этой жизни разочарования и глупости, доходящие до абсурда. За границей ты живешь лучше, в гармонии с окружением, с женой, с семьей, работой, но тебе скучно».

Видите, как категорично сказано. Без какого-либо намека на возможный отъезд-побег. Конечно, очень сложно сегодня оценивать все происходящее тогда только по тем сведениям, которые сохранились в архивах. Нереально оценить и отношение самого Высоцкого к эмиграции как таковой и, возможно, даже к своей.

Но публикации на эту тему нет-нет да и будоражат общественное мнение.

Валерий Перевозчиков витиевато написал в своей книге «Правда смертного часа. Посмертная судьба», вышедшей в издательстве «Вагриус» в 2003 году: «Отношение Владимира Высоцкого к эмиграции (как к явлению и как к возможности уехать самому), разумеется, менялось. Менялась проницаемость „железного занавеса“, до разрушения которого В.В. не дожил. Но вот парадокс (или уникальность самого статуса Владимира Высоцкого в стране развитого социализма): в конце жизни этот занавес для него как бы не существовал… И если бы В.В. принял решение на полгода остаться за границей раньше мая-июня 1980 года, то кто знает…

„Концы поэтов отодвинулись на время…“»

Возможно, этот текст и дал пищу для «интернет-размышлизмов» Эпельзафта.

Порой, в своих книгах Перевозчиков оставляет поставленные им вопросы без ответов. Иногда недвусмысленно дает понять читателю, что недосказанность, загадка — часть его отношения к проблеме. Мол, лучше недосказать, чем, не имея конкретной информации, вводить читателя в заблуждение. Может быть…

Но как все же быть с этой фразой?

«И если бы В.В. принял решение на полгода остаться за границей раньше мая-июня 1980 года, то кто знает…»

Кто знает — что?.. Что было бы? То есть почти прямой намек на то, что если бы принял Высоцкий такое решение, то остался бы жив… Потому что дальше следует вполне себе двусмысленно-образный посыл из стихотворной строчки «Концы поэтов отодвинулись на время…» Тут уж понимай кто как хочет или может.

Вопрос: так собирался эмигрировать Высоцкий или нет?

Поскольку книга не относится к псевдобиографическим «высоцковедческим» справочникам, то никаких радикальных выводов и утверждений на эту тему в ней быть не может. И потом, ЧТО именно в данном случае можно считать доказательством? Слова, сказанные когда-то самим Владимиром Семеновичем публично? А по-другому он и не мог.

Слова, произнесенные кем-то из его близких, друзей? Высказывания такого рода всегда носят слишком субъективно-поверхностный характер, чтобы приниматься за истину.

Что же тогда понимать под истиной? В любом случае она должна быть связана с каким-то реальным фактом, а значит, сопряжена с конкретным поступком.

Эмиграция как таковая процесс необъяснимо сложный. Для человека такого масштаба, как Высоцкий, — тем более. Трудно с кем-то или с чем-то сравнивать. На его памяти из страны под названием Советский Союз эмигрировало немало людей, друзей. И у каждого из них были на то вполне веские причины. И вряд ли Михаил Барышников, или Михаил Шемякин, или Василий Аксенов с Владимиром Войновичем, или Андрей Синявский с Павлом Леонидовом уезжали из страны бесцельно, по наитию, с легким сердцем… Ведь эмиграция приравнивалась в те годы к побегу из родного Отечества… Фактически — к своеобразному предательству. К уехавшим из страны примерно так и относились. Их боялись, ненавидели, о них писали всякую ересь, рассказывали нелепые истории. Считалось — раз покинул СССР, значит — навсегда!