Интербеллум 1918–1939 - Александр Чаусов Страница 19

Параллельно на российскую Октябрьскую революцию со стороны Антанты последовала вполне однозначная реакция. Уже 30 ноября 1917 года госсекретарь США Лэнсинг указал американскому послу в России Фрэнсису исследовать возможность формирования на юге России армии для противоборства большевикам. Через три дня, 3 декабря, Военный кабинет Британии принял решение, что «правительство Великобритании готово поддерживать любой ответственный орган власти в России, который активно выступает против движения максималистов (большевиков) и в то же время свободно финансирует в разумных пределах такие органы по мере их готовности помочь делу союзных держав» ^[43].

Такое противодействие России было связано в тот момент не столько с опасением «всеобщей пролетарской революции», которая грезилась большевикам, но со страхом, что Германия получит неожиданную поддержку и усиление оттуда, откуда никто не ждал. Поэтому страны Антанты незамедлительно начали снабжать финансами разрозненные останки царской армии. Фактически с этого момента была инициирована попытка интервенции и свержения советской власти. В феврале британский маршал Фош заявляет: «Америка и Япония должны встретить Германию в Сибири – они имеют возможность – это сделать», французская печать подхватывает эту линию, и усматривает в Японском вторжении в Сибирь «справедливое наказание для большевиков за аннулирование долгов и заключение сепаратного мира» ^[44].

Попытки Антанты договариваться с советским руководством дипломатическим путем, однако, не прекращались. Черчилль писал: «28 марта Троцкий сообщил Локкарту, что он не возражает против вступления в Россию японских сил для противодействия германскому натиску, если только в этом выступлении будут участвовать другие союзники и дадут со своей стороны некоторые гарантии. Он просил, чтобы Великобритания назначила британскую военную комиссию для реорганизации русского Черноморского флота и выделила британского офицера для контроля за русскими железными дорогами. Как говорили, даже Ленин не возражал против иностранного вмешательства, имеющего целью борьбу с немцами, если союзники дадут гарантии, что они не будут вмешиваться во внутренние дела России» ^[45].

Впрочем, эти, как и другие, переговорные процессы Антанты с большевиками, как правило, заканчивались ничем. Параллельно союзники работали и с российской эмиграцией. В ноябре 1918 года в румынском городе Яссы прошло совещание союзников с представителями антибольшевистской России, которое должно было определить пути дальнейшей борьбы против советской власти. Участники совещания с радостью приветствовали начавшуюся интервенцию ^[46].

Германия, которая сама уже двигалась к поражению, не могла как-то повлиять на гражданскую войну и интервенцию внутри России, однако тоже видела свою выгоду в Октябрьской революции. Посол Карл Гельферих так оценивал будущую политику Германии в отношении России: «Большевиков следует водить за нос возможностью сотрудничества, а подготовленные германские войска использовать для их свержения» ^[47].

У Антанты же нашлись идеологические обоснования для вторжения на территорию бывшего союзника. Американский посол Фрэнсис обосновывал свою позицию поборника интервенции тем, что «руководящим импульсом большевиков является классовая ненависть… Успех большевиков в России представляет собой угрозу всем упорядоченно созданным правительствам, не исключая наше, угрозу самим основаниям общественного устройства». У. Черчилль развивал тему: «Большевистский империализм угрожает не только граничащим с Россией государствам, большевизм угрожает всей Азии; он так же близок Америке, как и Франции» ^[48].

Все эти многочисленные и пространные цитаты нужны для того, чтобы понимать, каково было отношение европейских государств к советской власти и нашей стране и как складывались ответные отношения Советской России ко всему «западному миру». Фактически за риторикой европейцев и американцев о «демократии» и законном царском политическом режиме, а также о том, что большевики являются радикалами, незаконно занявшими власть, стояли все те же экономические и территориальные интересы. Россия в этом отношении представляла собой огромные территории, полные ресурсов. И западная цивилизация увидела возможность эти ресурсы экспроприировать.

Однако и без интервенции территории Российской империи стремительно распадались. В России активно набирала обороты Гражданская война. Позже Уинстон Черчилль так оценивал серию катастроф, поразивших уже Советскую Россию: «Интервенция дала еще и другой, более практический результат: большевики в продолжение всего 1919 г. были поглощены этими столкновениями с Колчаком и Деникиным, и вся их энергия была, таким образом, направлена на внутреннюю борьбу. В силу этого все новые государства, лежащие вдоль западной границы России, получили передышку неоценимого значения. Колчак и Деникин и ближайшие сподвижники убиты или рассеяны. В России началась суровая, бесконечная зима нечеловеческих доктрин и сверхчеловеческой жестокости, а тем временем Финляндия, Эстония, Латвия, Литва и главным образом Польша могли в течение 1919 г. организовываться в цивилизованные государства и создать сильные патриотически настроенные армии. К концу 1920 г. был образован “санитарный кордон” из живых национальных организаций, сильных и здоровых, который охраняет Европу от большевистской заразы…» ^[49]