Я видела детство и юность XX века - Ирина Эренбург Страница 18
Я видела детство и юность XX века - Ирина Эренбург читать онлайн бесплатно
Третий в этой группе — Жан Луи Кольдо, очень красивый мальчик, элегантный и зализанный. Он дает советы всей школе: «У тебя не так завязан галстук». «Больше простоты». «Это шик провинциального буржуа». «Эта рубашка не подходит к костюму». Отец Жана Луи — врач, знаменитый разбогатевший врач. Сын тоже со временем станет врачом. Он также «Аксион Франсез» — не из убеждений, но потому, что все его товарищи — монархисты. Под видом политических собраний они устраивают кутежи у одного из товарищей.
Когда он поступит на медицинский, у него будет свой маленький «фиат». Отец обещал ему отдельную квартиру. Будущее полно радостей. Говорят, что директор — его родственник. Во всяком случае раз в месяц он пьет у директора кофе.
У нашего директора на квартире живут из нашего класса двое: Одетт Сименон и Жак Сене. Родители Одетт — старые знакомые директора. Они живут в Лионе, где у отца фабрика шелка. Семья Сименон долго колебалась, они хотели отдать дочь в монастырь. Но директор обещал следить за ней. Он вскрывает все ее письма. В воскресенье, идя с женой в театр или кинематограф, берет ее с собой. Проверяет ее уроки, позволяет гулять только в школьном саду.
В классе говорят, что она «пахнет Пэпэ». Пэпэ с ней целуется, это все знают.
А она держится недотрогой. Ее раз попробовал поцеловать Кац, и как она тогда орала.
Одетт одевается неряшливо, хорошо учится, но ничего не понимает.
Жанин Лорак, длинная и худая девочка, которую приводит и отводит в школу гувернантка. Жанна тихая и скромная.
Любимец класса — это Жак Сенс. Он курносый и веселый, его отдали в школу пансионером. Отец его часто уезжает из Парижа, он — представитель одной немецкой фирмы во Франции. Дома тогда никого не остается. Мать вышла замуж за другого.
Жак прекрасно знает математику и физику. Он часто сажает в галошу самого Крокодила. Ему наплевать на философию, литературу, историю. Он не учит уроков, зато по физике его даже не спрашивают. В начале учебного года он продал все учебники и приходит в классе без книг. Жак — единственный из всего класса — чем-то интересуется. Он хочет стать гениальным инженером, таким, как Лессепс. Все остальное — учителя, отметки — ему безразлично. Мы верим ему, хотя новички параллельного иногда спрашивают:
— Если тебе не важны отметки, для чего же тогда учиться?
Лэпэ несколько подозрительно относится к усердию Жака по физике.
— Ты должен стараться успевать по всем предметам.
Пэпэ следит за Жаком, вскрывает его письма, наказывает за шалости, но ничего предосудительного обнаружить не может.
Другие ученики держатся настолько обособленно, что я их совсем не знаю.
Как-то после уроков меня отозвала Габи и сказала шепотом:
— Сейчас мы идем в кафе. Хочешь с нами? Ты не бойся. Даже если директор узнает — не страшно. Ведь это днем.
Мне давно хотелось пойти в кафе. Крича и болтая, мы отправились в «Ротонду» и сели в глубине зала. Нас было человек десять: кроме меня и Габи — мальчики из параллельных групп.
Кто-то из них угощал и вел все разговоры с официантом. Я взяла мороженое, остальные — пиво.
Мы чувствовали себя неловко, но разговаривали развязно, как взрослые.
— Слушайте, ребята, а ведь дело Месторино затягивается. Вчера мой отец присутствовал при том, как допрашивали Сюзанну Шарко.
— Хочу пойти на процесс. У меня взрослый вид. А если остановят, я скажу, что мне исполнилось восемнадцать лет.
— Сегодня второе заседание палаты радикалов ста двадцати пяти. Позор! И Буиссон — президент палаты! Левый социалист называется. Дерьмо!
— Ты можешь радоваться, Пьер, твоих коммунистов — четырнадцать.
— Почему они мои? Но они молодцы, и из них четверо за решеткой.
— Ну, ты тише, Буиссон — это кандидат Бриана.
— Это палата кнута.
— Сюзанна Шарко говорит, что белье было спрятано за шкафом. Ты понимаешь всю важность этого показания?
— А в чем дело? Я пять дней не читаю газет.
— Как Месторино убил одного ювелира. Ну, а Сюзанна, его родственница, помогла ему убрать тело. Наверно, его любовница.
— Ничего подобного! Это — несчастная девчонка, которую затаскали по судам.
— Однако она пудрится перед допросом.
Официанты, как нам казалось, с удовольствием прислушивались к этому «взрослому» разговору.
— Коммунисты и анархисты в Италии получили триста восемьдесят пять лет заключения. Один Террачини двадцать семь лет.
— Неплохо бы нам такого Муссолини. Там не бывает таких вещей, как сегодняшняя забастовка. Утром я сажусь в автобус, чтобы доехать одну станцию до Больших бульваров, заплатил за билет, а вожатый издевается и проезжает все остановки до самого конца: «Извините, господа, забастовка». Муссолини показал бы им!
— Молчи, дурак, ты ничего не понимаешь. Без забастовки было бы сплошное хамство. Это их право.
— Ты бы тоже забастовал, если бы…
— Ба, ба, ребенок рассуждает. Малютка.
— Твой Муссолини — верблюд.
Мы разговариваем, едим мороженое, пьем пиво.
В конце декабря, возвращаясь из школы, я встретила Луизу, бывшую горничную моего пансиона. Она очень похорошела. У нее узкие, выщипанные брови, она красит губы и щеки.
Я обрадовалась этой встрече. Мы посидели в саду. Луиза обнимала меня без конца.
— Как вы выросли, мадемуазель. Я сколько раз хотела вас повидать, но боялась этой старой индюшки, хозяйки. Когда меня выгнали из пансиона, я была в отчаянии. Потом через неделю удалось устроиться к одному старику. Он — одинокий, у него рента и нет наследников. Если он сдохнет, я получу эти деньги. Но я об этом не мечтаю, мне и теперь хорошо. Я должна его кормить, убирать за ним. Кстати, это мне очень приятно. Он иногда делает под себя. И вообще грязный. У него пахнет изо рта. Он мне платит четыреста франков. Это неплохо. Вы знаете, как я жила в первый год службы, когда я сбежала от матери. Она хотела, чтобы я тоже шила. Это очень скучно — шить на других. К тому же я встретила Пьера. Он уговорил меня бежать. Мне было пятнадцать лет. Мы поселились с ним в отеле королевы Бланш. Знаете, что это за отель? Туда приходят с проститутками. Всю ночь галдеж, и я умоляла Пьера переехать. Но у нас не было больше денег. Потом Пьер сбежал. Мне тогда это показалось ужасным. Как я его проклинала! На самом деле, вы понимаете, все это вздор. Раз в жизни надо перенести потрясение. Я хотела уже вернуться к матери, но вдруг мне предложили место няньки. У меня еще не было детей, и я ненавидела этого крикуна. Я его щипала и не давала ему есть. В саду меня принимали за его мать. Это было очень обидно. И вот раз я его оставила на целый вечер одного. Он до того доорался, что у него выскочил пупок. Меня прогнали. Вот видите, барышня.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии