Дневники полярного капитана - Роберт Скотт Страница 18

Вплотную подойти к поморнику они не могли, так как он сидел на глыбе, но когда они подобрались очень близко, он, до сих пор как будто не замечавший их, взмахнул крыльями и отлетел в сторону от пингвинов и там сел. Они повернулись к нему и собирались повторить ту же процедуру, но он опять взмахнул крыльями и окончательно отлетел. Необыкновенно интересно было наблюдать за боязливыми, протестующими движениями пингвинов. Так легко было по этим движениям представить себе их побуждения и перевести их на человеческие ощущения.

По другую сторону судна другая группа пингвинов ссорилась из-за небольшой глыбки, на которой все равно трудно было бы удержаться. Кривлянья, с которыми каждый взбирался на намеченную шаткую возвышенность и сталкивал своего предшественника, чтобы потом самому с нее свалиться, и были не менее забавны процедуры с чайкой. Птицы эти в самом деле доставляют много удовольствия.

Понедельник, 26 декабря.

69°9′ ю. ш., 178°13′ з. д.

Положение самое безотрадное. От всякой надежды, что восточный ветер раскроет лед, приходится, кажется, отказаться. Мы окружены сплошными льдами. Трудно представить себе что-нибудь более безнадежное

День пасмурный, ветер ENE силой от 3 до 5 баллов. Временами идет снег. Может ли быть более безотрадное зрелище для нас?

Прошлой ночью мне слышалось потрескивание льда, утром сообщили, что льдины стали меньше, а позже мы почувствовали что-то вроде килевой качки. Возможно, вдоль судна прошла медленная длинная волна, но нам она ничем не поможет. Этой ночью льды, окружающие нас, столь же плотны, как и раньше…

Очень, очень тяжелое время.

Нам удалось пройти 2 или 3 мили на юго-запад под парусами, время от времени пятясь назад, а затем, набрав ветер, попытались пройти вперед по узкому каналу. Но это мало помогает. Все это, конечно, может привести в уныние. Отрадно одно: готовность всех и каждого приложить последние силы, как бы ни были незначительны достигаемые результаты.

Ренник снова бросал сегодня лот – глубина 1843 сажени. Удивительно, что мы никак не можем понять причину периодического открытия и смыкания льда. Можно ли объяснить это приливными явлениями? Возможно, где-то далеко, к северу или к югу от нас, ветер дует так, что то увеличивает, то ослабляет давление. А полосы открытой воды, по которым мы прошли к северу, дают проход и ледяным массам. Раздражение вызывает неопределенность, зависящая от того, чему мы не знаем причин и не в состоянии предсказать…

Вторник, 27 декабря.

69°12′ ю. ш., 178°18′ з. д.

Во время первой вахты прошли около двух миль, то проталкиваясь сквозь льды, то ложась в дрейф. Затем снова задержка…

Ветер постепенно набрал ураганную силу, снося нас к ESE. Вынуждены были спустить марсели.

В утреннюю вахту снова начали продвигаться, причем лед открывался как обычно, без каких-либо определенных причин. Мы прошли милю или две на запад. Льдины вроде бы поменьше, но перспективы сомнительные – вокруг густой туман. Единственное, что нам известно наверняка: там, куда мы направляемся, есть открытая вода…

Все сегодня говорят, будто лед раскрывается. Сам я не видел тому ясных признаков, но Уилсон видел большую льдину, расколовшуюся на четыре куска, в таком положении, что судно не могло быть тому причиной. Раскрытие больших льдов есть, несомненно, добрый знак.

Вечером положение снова невеселое. Вся надежда на то, что восточный ветер раскроет плавучие льды, испарилась. Но между льдинами появились полыньи и разводья, и мы, как крабы, медленно переползаем из одной полыньи в другую.

Ночью дул сильный ветер, и мне подумалось, что положение наше могло быть куда хуже. Мы стояли среди льдов совершенно спокойно, между тем как ветер завывал в снастях. Нас нисколько не беспокоили ни судно, ни паруса, ни айсберги, ни давление льда. Можно было спокойно уйти вниз и безмятежно заснуть. На ум приходили лошади, но ведь лошадей испокон веков возили на небольших судах, иногда в очень далекие плавания…

Восточная партия, конечно, только выгадает, если мы задержимся. Чем позже они попадут на Землю Короля Эдуарда, тем лучше. ^[16] Выход для устройства промежуточных складов для главного путешествия к Южному полюсу будет короче, но даже если мы сумеем прибыть в январе, работы будет очень много.

Надо признаться, что могло бы быть много хуже, и если бы только можно было быть уверенными в освобождении не дальше, скажем, как через неделю, то тужить, собственно было бы не о чем.

Боюсь, что в холодильнике не все благополучно. На баранине появилась плесень, и говядина тронулась. Есть несомненный запах. Холодильник приказано было открывать, когда температура спускалась ниже 28° [–2 °С]. Я думал, что мясо от этого отвердеет. Но видно, что нужна вентиляция. К ночи сегодня, когда температура понизится, мы, вероятно, вынем говядину и поставим вензель ^[17], чтобы очистить воздух. Если это не поможет, придется развесить туши на снастях.

Позднее, 6 часов вечера. Ветер перешел с SE на ESE. Прибой стих. Значит, впереди открытая вода и выбранный нами курс в целом верный.

Небо становится чистым, но ветер остается порывистым, от 4 до 7 баллов. Лед слегка смерзся, и во второй половине дня мы практически не сдвинулись с места.

9 часов вечера. Сегодня одна лошадь легла, чего до сих пор не случалось. Это, может быть, и ничего; с другой стороны, это не предвещает ничего хорошего.

Кончаю этот том моего дневника при обстоятельствах, которых нельзя назвать благоприятными.

1910–1911 гг. Новый рукописный том дневника

Среда, 28 декабря 1910.

69°17′ ю. ш., 179°42′ з. д. Мыс Крозье S 22 W 530.

Ветер улегся; и небо прояснилось; теперь солнце ярко светит и греет. Температура 28° [–2°C]. Во время дневной вахты ветер стих до 2–3 баллов. Прошли 2,5 мили и вышли во льды гораздо менее плотные. Поднялись на «воронье гнездо» ^[18] и убедились, что ситуация улучшилась. Лед со всех сторон, но большая часть его совсем тонкая, и даже тот, что потолще, как будто ломается, и нет сомнения, что судну будет нетрудно через него пробить себе дорогу. Дальше, на южной стороне неба, есть кое-какие указания на открытую воду. Не верится, чтобы было еще далеко до южного предела этих льдов.