Золушка с Чистых прудов - Вера Васильева Страница 18

Незабываема была тишина зрительного зала во время премьеры спектакля. Точно мы на тайном языке, от сердца к сердцу, говорили те истины, которые не произносились вслух. Каждый актер сумел найти новые, неожиданные краски.

На сцене было два круга, на них двери, ведущие в анфилады комнат. Круги вращались то в одном, то в другом направлении, постепенно освобождаясь от всех декораций, от мебели, от деталей, точно какие-то жернова перемалывали все вокруг, в том числе и людей, и в конце спектакля Жадов – Андрей Миронов – оставался один на один с публикой и произносил заключительные слова: «Всегда были и есть честные люди, которые идут наперекор устаревшим общественным условиям. Это нелегко, борьба трудна и часто пагубна, но тем больше славы для избранных, на них благословение потомства, без них ложь, зло, насилие выросли бы до того, что закрыли бы свет солнца».

И это было впечатляюще.

Я играла роль Анны Павловны Вышневской. Роль небольшая, но все-таки она была для меня огромным событием. И даже теперь, спустя десятилетия, радость причастности к этой большой и значительной работе театра живет во мне.

Репетируя с Мироновым Жадова, мне кажется, Марк Захаров нашел к этому характеру правильный ключ, он говорил о том, что это не герой, который произносит громкие фразы, хотя Жадова иногда играют как героя. Андрей Миронов был мягкий, человечный, в чем-то как будто неуверенный, как любой живой человек. И его ранимость, и его недоумение были трогательны и прекрасны. Даже побежденный жизнью, он оставался непобедимым в своей чистоте.

Итак, я играла тетушку Жадова Анну Павловну, которую в юности выдали замуж за богатого нелюбимого человека. Я боялась, как бы моя героиня не оказалась скучной. Мне очень помогло начало, мое первое появление, которое придумал Марк Анатольевич, – он точно подслушал, угадал мои смутные мысли об этой молодой женщине, попавшей в клетку.

Мой муж – Вышневской (превосходная работа Г.П. Менглета) – упрекает меня в том, что много дал мне, и я обязана ему за это отплатить.

Я – Анна Павловна – не могу больше этого слышать. Хочу вырваться из этих комнат, напоминающих клетки, и бегу через анфиладу, открываю одну за другой двери, точно птица, рвусь на волю. Зрительно, как бы со стороны я себе так и представляла эту сцену: едва освещенная анфилада комнат и бегущая в луче света легкая фигура женщины, все это сопровождается музыкой, движением сцены и дает ощущение попавшей в клетку птицы. А на нее, как бездушная неумолимая машина, надвигается муж, монотонно повторяя: «Я сделал для вас то-то и то-то, а вы…» Я сразу полюбила свою роль.

Когда Жадов рассказывал мне о том, как он любит Полиньку, я смотрела на него не с высоты далекого возраста, а как существо, которое жадно хочет такой же любви. Ведь этого чувства не дано было пережить Анне Павловне.

Вспоминаю последний акт, где моя героиня объясняется со своим мужем. Когда я репетировала эту сцену, меня захлестывало горе, мне хотелось выплеснуться, но Захаров требовал, чтобы я открыто не выражала свои чувства. И когда я говорила: «Аристарх Владимирович, позвольте мне высказать то, что я пережила, живя вместе с вами. За небольшое увлечение я пережила много горестей и много унижений. Но без ропота на судьбу, без проклятий, как вы. Если я в чем и виновата, то только перед самой собой, а не перед вами. Если бы у вас было сердце, вы бы чувствовали, что погубили меня!» – многое стояло за этими словами.

Когда в жизни я испытываю какую-то несправедливость, обиду, я всегда вспоминаю пронзительные по своей справедливости слова Анны Павловны, ее невыплаканные слезы. Что делать, у нас, актеров, жизнь и работа переплетаются порой очень тесно…

У меня сохранилась программка этого спектакля, подписанная на память Марком Захаровым. Думаю, что такой доброй надписи нечасто удостаивались даже более талантливые актеры и в более заметных ролях. Но это было началом большой профессиональной режиссуры Захарова, и Марк Анатольевич щедро отдавал свое сердце тем, кто так преданно старался воплотить его замыслы.

«В.К. Васильевой.

От автора

Милостивая государыня, Вера Кузьминична! Премного благодарен Вам, сударыня, за столь искусное и трогательное исполнение Ваше!

За Вашу Веру, Надежду и Любовь!

С большим душевным трепетом кланяюсь и благословляю. Ваш покорнейший слуга, драматург и сочинитель!

А. Островский.

От режиссуры

Не для Вас ли я срепетировал и поставил эту пьесу. Не для Вас ли выстроил в прошлом сезоне действенную линию?

Чего у Вас мало? Я думаю, ни у одной актрисы нет столько задач и подтекстов, сколько у вас! С премьерой!

12 авг. 1967 г. М. Захаров».

А теперь хочу подробнее остановиться на двух главных работах с Валентином Николаевичем Плучеком: «Женитьбе Фигаро» и «Ревизоре». Спектакль «Женитьба Фигаро» вышел в 1969 году. Но расскажу все по порядку. Я испугалась, когда увидела на доске объявлений распределение ролей в этом спектакле. Я в роли графини Розины – француженки или, скорее, испанки! Какое удивительное сочетание! Неужели это возможно? Я не такая искрометная, не с таким чувством стиля, юмора. Я слишком русская. Но уже сразу, едва прочитала на доске распределение ролей, понеслись мечты о роли, заиграло воображение, забилось сердце, как у влюбленных перед свиданием. Вот и первая встреча всего состава исполнителей с Валентином Николаевичем Плучеком. Все празднично одетые, в приподнятом настроении, и сам Валентин Николаевич радостный, уже подготовленный к беседе о будущем спектакле. Роль Фигаро замечательно репетировал и играл Андрей Миронов. В этом спектакле он последний раз вышел на сцену…

На премьере Графа играл Валентин Гафт, а потом эта роль перешла к Александру Ширвиндту. Нина Корниенко была очень обаятельна в роли Сюзанны. А спустя семнадцать лет после премьеры вошла в этот спектакль Валентина Шарыкина, заменив меня в роли Графини, и я сама предложила ей это. Играть эту роль было для меня ни с чем не сравнимым наслаждением, но – что поделаешь! – приходит время, когда наступает прощание с ролью, с которой ты сроднилась, которая является твоим созданием, вторым «я». И когда любимая роль уходит из твоей жизни, остается ничем не заполняемая пустота… Наверное, людям другой профессии не понять этой боли, когда видишь, что другая актриса играет твою роль. Как будто кто-то отнял частицу меня или кого-то, мне очень близкого.

А я люблю ее – свою Розину, свою фарфоровую куколку, свою плутовку. Я люблю свои наивные ухищрения, свое кокетство. Я люблю волну сочувствия, которая несется из зрительного зала. Но что же делать!

В дни премьеры этого спектакля у меня снова появилось большое количество почитателей. Его сняли на пленку, несколько раз показали по телевизору, и те, кто тепло относился ко мне во времена моей театральной и кино-юности, как бы вновь полюбили меня, увидев, что с годами, наверное, появились мастерство и легкость, необходимые для такой роли.

Меня радует, что и сейчас, когда этот спектакль показывают по телевидению, снова волна чудесных отзывов докатывается до меня. Расскажу немного о том, что мне особенно запомнилось в работе над моей Графиней под руководством Валентина Николаевича. Мне хотелось сделать ее мечтательной, немного простодушной, очень грациозной, изящной. Ее изящество и кокетство рождены не только природой, но и выучены уроками танцев, музыки. Ее мечтательность – от полного незнания жизни. Чувствительность – плод бессонных ночей и размышлений над прочитанными любовными романами. В ней чувствуется особая изысканность, легкость, искристость. В серебристо-белом платье и в серебристо-сиреневом парике она должна напоминать женщин с картин Ватто, очаровательных и томных.