Искусство шпионажа. Тайная история спецтехники ЦРУ - Генри Шлезингер Страница 18

КГБ наказывал своих офицеров службы НН за небрежность, которая приводила к потере объекта во время «плотной» слежки. А провокации, противодействие или намеренное создание трудностей в работе НН могли закончиться для американцев собачьими экскрементами на ручках автомобиля или разбитым ветровым стеклом. Особенно нервировал американских водителей прием, называемый «замок на бампер», когда автомобиль НН следовал буквально в сантиметрах от заднего бампера объекта.

Широко использовались и провокации. Советские граждане, изображавшие из себя разочарованных или жадных чиновников, предлагали информацию, чтобы заинтересовать ЦРУ. Такие личности, в просторечии – «подставы», создавали трудности и отнимали много времени, которое уходило на проверку подлинности этих потенциальных агентов. К счастью для Запада, некоторые из самых эффективных агентов оказались фантастически упорными в своих попытках установить контакт после того, как от их предложений несколько раз отказывались.

Осторожное отношение к добровольцам было понятным, поскольку излишняя доверчивость могла привести к провалу. В 1963 г. бывший офицер Второго главного управления КГБ Александр Черепанов вручил пакет паре американских туристов, посещавших Советский Союз ^{114}. Мнения сотрудников ЦРУ разделились, был ли материал подлинный или это часть провокации. В то время просто не было никакой возможности сказать об этом факте что-то определенное.

В пакете содержались детали методов наблюдения КГБ. Все материалы были сфотографированы и в конечном счете возвращены советским властям через дипломатические каналы. Черепанов же, уличенный в предательстве, сбежал из Москвы, но был схвачен, тайно осужден и казнен в 1964 г. ^{115}

«Невозможно понять, почему американцы предали Черепанова, – такова была оценка КГБ. – То ли они подозревали, что его поступок был провокацией КГБ, то ли хотели загрузить КГБ продолжительными поисками человека, который послал пакет в посольство» ^{116}.

Американцы были под наблюдением даже в их собственном посольстве на улице Чайковского. Это было десятиэтажное здание, построенное в 1950-е гг. как жилой многоквартирный дом в псевдорусском стиле, распространенном в Советском Союзе. А интерьер в виде лабиринта узких залов и маленьких комнат был типичен для советских зданий того времени.

Американские дипломаты переехали в этот дом в 1952 г., когда Сталин приказал перевести посольство подальше от Кремля. Если бы американцы затянули свой переезд, как это сделали британские дипломаты, он, вероятно, и вовсе бы не случился, поскольку Сталин вскоре умер.

Американцы частично реконструировали здание посольства, поскольку, например, электропроводка в нем была проведена еще 1920-х гг. и совсем не подходила для современных электроприборов.

Работавшие в посольстве советские граждане имели доступ почти во все его уголки. Занимая невысокие административно-хозяйственные должности, они сообщали в КГБ информацию относительно личных привычек американцев, а также сплетни. В 1960-е и 1970-е гг. число русских сотрудников превзошло количество американских граждан, работавших в московском посольстве ^{117}. В советском же посольстве в Вашингтоне, наоборот, не было ни одного американца.

Среди такого количества советских граждан, разумеется, находились информаторы, с которыми иногда случались и курьезы. В течение 20 лет энергичная женщина Валентина руководила парикмахерской и салоном красоты в цокольном этаже посольства. Никто не сомневался, что она сотрудничала с КГБ, и при расследовании одной из операций КГБ следы привели к ней. Валентина была мгновенно уволена и потом появилась в посольстве лишь один раз, когда группа ее американских клиентов устроила прощальный вечер ^{118}.

В дополнение к вездесущим информаторам, за персоналом посольства велось техническое наблюдение, которое было обнаружено в 1963 г. Перебежчик сообщил ЦРУ, что посольство опутано подслушивающими устройствами, и это подтвердила техническая команда, посланная на поиски «жучков». Большинство американских дипломатов были под контролем и дома, и на своем рабочем месте. Никакие тайны, личные и профессиональные, нельзя было скрыть от КГБ.

После работы команды поисковиков, закончившейся безрезультатно, прибыли специалисты ВМФ США для демонтажа конструкций здания. Стены, этажи и потолки были разобраны, и вначале специалисты не нашли каких-либо следов подслушивания. Только после демонтажа пары чугунных радиаторов, которые стояли на полу в углу комнаты, и разборки стены позади них было обнаружено первое подслушивающее устройство. В этот момент техник-поисковик указал на выступающую на 2 см часть деревянной конструкции и спросил: «Как вы думаете, что это?»

Хитроумно скрытое позади радиатора, подслушивающее устройство состояло из полого деревянного шпунта, совмещенного с центром крошечного отверстия в облицовке стены. Тридцатисантиметровый шпунт работал как звукопровод для микрофона, скрытого в кирпиче внешней стены здания. Провода от микрофона не проходили через внутренние стены, где они могли быть легко обнаружены, а уходили в штукатурку внешнего фасада здания и далее через фундамент в сторону контрольного поста КГБ.

Сотрудники поисковой команды были поражены такой изобретательностью. Деревянные звукопроводы не обнаруживались западными металлоискателями, а металлические микрофоны располагались вне их досягаемости. Размещение микрофона вглубине, позади радиатора, не только снижало возможность его обнаружения, но и уменьшало риск того, что его могут закрыть краской или обоями.

В таких условиях в 1960-е и 1970-е гг. психологическое давление на сотрудников ЦРУ и их семьи было особенно интенсивным. Временами доходило до абсурда. «Мы просто заведомо исходили из того, что ваша квартира прослушивается, – рассказывала жена технического специалиста OTS. – КГБ, словно заботливая нянька, сам предлагал нам квартиру». Для секретных переговоров члены семей могли пойти в «пузырь» – специальную прозрачную кабину площадью 3 x 3 м и высотой около 2 м в изолированной и защищенной зоне посольства, куда советским людям вход был запрещен. «Пузырь» обеспечивал конфиденциальность и служил напоминанием о необходимости чрезвычайных мер защиты от подслушивающей техники КГБ.