Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура - Барбара Такман Страница 18

Сколько человек поплыло с Ричардом в тот великий и трагичный поход? Средневековые хронисты с возмутительным небрежением относятся к цифрам и вечно говорят о «множествах» и «бесчисленных воинствах» или задают риторические вопросы вроде «Кто может их сосчитать?», или вообще отделываются общими фразами, дескать, не было человека влиятельного и прославленного, кто не был бы в числе крестоносцев. В IRR говорится, что на момент взятия Мессины в армии Ричарда было десять тысяч человек, что в целом укладывается в известную грузоподъемность двух с чем-то сотен судов. Дополнительно архиепископ Болдуин отплыл независимо от короля с небольшим отрядом из двухсот рыцарей и трехсот пехотинцев, и неизвестное число английских моряков присоединились к флоту норманнов и фламандцев, общей численностью, согласно хроникам того времени, тысяча двести человек, который отправился на помощь Латино-Иерусалимскому королевству в начале 1189 г., еще до того, как Ричард стал королем.

Нет никаких сведений о численности населения Англии эпохи Крестовых походов, но эксперты в области демографии рассчитали, что в десятилетие крестового похода Ричарда оно составляло около 2 миллионов человек. То есть, если предположить, что в тот или иной момент в Третьем крестовом походе приняло участи от 10 до 20 тысяч англичан, приблизительно один из сотни самое большее или один из двухсот человек самое меньшее отправились в Палестину. Согласно «древнему реестру… благородных людей и рыцарей, что были с к. Р.I при осаде Акора (Акры)», своих людей в армию Ричарда предоставило каждое графство Англии, и еще многие прибыли из Уэльса. Значительная их часть не вернулась. Среди погибших всех армий в первые две зимы в Палестине IRR называет 6 архиепископов и патриархов, 12 епископов, 40 графов, 500 дворян, «огромное» число клириков и писцов и обычные «бесчисленные множества» прочих. Большинство скончались от болезни в ставшем рассадником заразы лагере под стенами Акры. В ожесточенных сражениях, последовавших за взятием города, когда Ричард бросил вызов мощи Саладина, многие попали в плен или были убиты противником. Рассчитать численность всей крестоносной армии невозможно, поскольку с самого падения Иерусалима постоянно прибывали группки крестоносцев со всей Европы. Одни оставались, другие погибали, третьи возвращались домой, а численность армии, собранной из местных христианских отрядов Антиохии, Тира и других удельных государств менялась в зависимости от интриг их местных правителей.

Возможно, наиболее близка к действительности оценка хрониста Саладина Баха ад-Дина, который указывает, что под Акрой армия христиан насчитывала 5 тысяч рыцарей и 100 тысяч пеших. Пропорция 1 к 20 конных и пеших представляется вполне логичной, хотя более высокие потери среди пеших под конец сократили эту пропорцию до почти 1 к 10 или даже 1 к 5. Несомненно и то, что ко времени завершения Третьего крестового похода более половины христианской армии погибло. В самой последней перед отбытием Ричарда битве, когда король приказал идти с ним каждому боеспособному воину, он, согласно IRR, собрал лишь 500 рыцарей и 2 тысячи пеших, командиры которых погибли. Когда он, наконец, отплыл домой, то поднялся всего на одну галеру, которая не могла везти больше 50 человек, хотя, надо признать, другие отбыли раньше него.

Пытаться прикинуть, какая часть населения Англии отслужила в Палестине, учитывая общие отсутствие надежных цифр, безрассудно. Можно сказать лишь, что там побывал один процент, из которого лишь малая часть вернулась домой.

Когда Ричард прибыл в Палестину в июне, Третий крестовый поход уже захлебнулся под стенами Акры, полная осада которой велась на протяжении года. Если осажденным приходилось несладко, то не лучше шли дела и у осаждающих, отрезанных от остальной страны, погрязших в нищете и болезнях переполненного лагеря, низведенных до поедания собственных лошадей, умерших от голода, или до уплачивания огромных сумм золотом за трупик случайной кошки. Не способные штурмовать город или снять осаду, отупелые от разврата с ордами маркитанток, крестоносцы погрузились в отвратительную и зловонную нескончаемую нужду, от которой по сей день несет вонью со страниц хроник.

Даже прибытие в марте 1191 г. французов под командованием короля Филиппа Августа, которые привезли свежий провиант, как будто сумело подвигнуть лагерь лишь на вялые атаки, которые вскоре стихли. Только после появления короля Ричарда, который задержался в пути, чтобы покорить и обложить налогом Кипр, подтолкнуло осаждающих на ряд полномасштабных наступлений. Ричард появился под Акрой в июне, и уже через четыре недели город, выстоявший за почти трехлетнюю осаду в девяти сражениях и сотне стычек, капитулировал. Нельзя утверждать, что победа принадлежала единолично Ричарду, но без его неистового пыла, гнавшего крестоносцев на стены, они никогда бы их не одолели. Хотя из-за приступа малярии Ричард всё время почти с самого своего прибытия провел в постели, он руководил битвой с носилок, а когда христиане снова и снова отступали под градом стрел и дротиков турок, он велел перенести себя на передовую и положить там, и его громовой голос погнал солдат на последний и успешный приступ.

С Саладином было заключено соглашение о перемирии и обмене пленными, последний должен был происходить в оговоренные промежутки времени на протяжении трех месяцев. Но когда Саладин начал оттягивать выполнение взятых на себя обязательств, Ричард без зазрения совести перебил более 2 тысяч пленных мусульман. Этот безжалостный поступок, напугавший даже его собственную армию, заставлял и заставляет содрогаться от ужаса и отвращения более поздних историков. С тех самых пор, как они обнаружили, что Ричард далеко не preux chevalier куртуазных романов, как то предполагала его репутация, школа псевдо-Стрэчи запустила в него свои когти, разрывая на части то, что еще осталось от его репутации. Автор IRR, боготворивший короля, писал, что он наделен доблестью Гектора, великодушием Ахиллеса, терпимостью Тита, красноречием Нестора и рассудительностью Одиссея, что он был ровней Александру Македонскому и не уступал Роланду. Но более поздние историки обычно склонны рисовать его бессовестным и безжалостным злодеем. Скорее всего, он был не слишком приятным или привлекательным человеком, впрочем, никого из Плантагенетов нельзя назвать таковым. Но он, несомненно, был великим воином и великим полководцем. А еще он обладал качеством, без которого все остальное в полководце не в счет: твердой решимостью победить. Этому приносилось в жертву всё — милосердие, умеренность, такт. Алчность, приводящая в такой ужас его критиков, была не просто жадностью: это была алчность квартирмейстера, которому нужно обеспечивать армию. Убийство пленных было не просто проявлением жестокости, а намеренным напоминанием Саладину о необходимости придерживаться условий, на которые он согласился, и его великий противник понял и отнесся к его поступку с уважением. По сути, английский король был единственным франком, которого хоть сколько-нибудь уважал Саладин, который однажды сказал: «Если мне суждено будет потерять Святую землю, я предпочел бы, чтобы она досталась Мелеку Рику, а не кому-то другому».

Однако Ричард Львиное Сердце не взял Иерусалим. Почему? Забившиеся цистерны для воды и нехватка воды, жара и болезни, трудности снабжения армии продовольствием и фуражом, адаптации тактики, применяемой на плодородных равнинах Франции, к враждебным холмам и пустыням Палестины — со всем этим европейцы сталкивались в Первом крестовом. Однако им не приходилось иметь дела с тем, с чем, а точнее с кем, столкнулся Ричард, — с великим генералом во главе вражеской армии. Саладин был на своей территории, он мог призвать войска изо всех областей вокруг Палестины, и сам он не был ослаблен врагами в тылу. Но на самом деле к поражению Ричарда привела разобщенность интересов его собственных союзников, главной заботой которых было взаимное соперничество. Конрад, маркиз Тирский, перешел на сторону врага. Филипп Август отбыл домой — то ли потому, что не мог больше находиться в тени Ричарда, то ли потому, что изначально намеревался вернуться в Европу раньше и захватить владения Ричарда во Франции. Его уход нельзя было считать безусловной потерей, поскольку, как сказал брат Саладина: «Ричарду мешал французский король, как кошке, к хвосту которой привязали молот».