Бумаги Иисуса - Майкл Бейджент Страница 18

Современные христианские иллюстраторы любят изображать Иисуса, бредущего по просторам Древнего Израиля – солнце золотит его светлые кудри, но не обжигает нежную кожу. Они представляют его в образе христианского миссионера, окруженного учениками, причем некоторые из них уже пишут свои Евангелия, чтобы увековечить священные слова живого Бога.

Мы уже указывали на очевидный изъян этой картины: Иисус был евреем. Он был смуглым уроженцем Палестины, а не белокожим жителем Северной Европы. Однако в таком образе Иисуса есть и еще одна серьезная ошибка, столь же существенная, но менее известная: в те времена не существовало такого понятия, как Евангелие, не говоря уже о Новом Завете; в те времена не было христианства. Священные книги, которыми пользовались Иисус и его ученики, были священными книгами иудаизма – это очевидно для всякого, кто читает Новый Завет и замечает, насколько хорошо Иисус знает иудаистские тексты, с какой легкостью он их цитирует, а также предполагает, что слушатели тоже знакомы с ними. Разумеется, при условии, что описанные в Евангелиях события происходили на самом деле.

Нас всегда убеждали, что разные Евангелия были написаны в конце первого века н. э., и поэтому мы с большим удивлением обнаружили, что в начале второго века н. э. Новый Завет еще не существовал. Не появился он и в конце века, хотя некоторые теологи того времени, озабоченные тем, что они считали «истиной», пытались создать его. Однако несмотря на все усилия богословов христианству пришлось ждать еще почти два столетия, прежде чем появился признанный всеми текст. Чего же они ждали?

Эта задержка с появлением официального собрания христианских текстов ставит под сомнение глубоко укоренившееся за последние 1500 лет убеждение, что каждое слово Нового Завета есть правдивое изложение слов самого Бога. Для независимого наблюдателя более вероятным выглядит предположение, что Новый Завет был не только намеренно приписан Богу, который вряд ли одобрил бы расширенное толкование веры, но также специально сфальсифицирован группой людей, которые из корыстных побуждений и властолюбия желали контролировать божественные проявления.

Так уж случилось, что эта задержка произошла в период, когда теология почувствовала потребность в централизованной ортодоксии. До того, как были приняты ключевые решения относительно божественной сущности Иисуса, у церковных иерархов не было официальных критериев для определения, какие именно тексты представляют их новую религию.

И что еще важнее, многие современные люди считают тексты Нового Завета священными и неприкосновенными. Они верят, что это слова самого Бога, единственный путь к спасению, слова, которые нельзя изменить или понимать как-то иначе, нежели чем буквально. Никто никогда не объяснял им, что вовсе не таким было намерение первых составителей рассказов об Иисусе, включенных в это собрание. На самом деле в первые 150 лет существования христианства единственным авторитетом оставались тексты, которые мы теперь называем Ветхим Заветом. [90]

Ярким примером отношения первых богословов к этим тестам служат произведения христианского писателя второго века н. э. Иустина Философа. Для него так называемые Евангелия были просто воспоминаниями разных апостолов, которые можно было зачитывать в церкви и использовать для укрепления веры, но которые никогда не считались Священным Писанием. Термин Священное Писание использовался по отношению к книгам закона и книгам пророков – то есть Ветхому Завету. Совершенно очевидно, что Иустин «никогда не считал Евангелия, или Деяния апостолов, священными книгами». [91]Иустина в конечном итоге признали святым, но современного христианина, осмелившегося отстаивать его взгляды, сочтут радикалом.

Тем не менее в конце первого и во втором веке новой эры действительно начали записывать предания об Иисусе. Собирались его высказывания и истории из его жизни, но ни одно из таких собраний в те времена не считалось официальным или утвержденным Церковью. Кроме того, не подлежит сомнению, что тексты, вошедшие в наш Новый Завет, появились именно в этот период. В конце первого и во втором веке н. э. сама концепция «христианства» выкристаллизовалась из мессианского иудаизма, что тут же привело к логическим затруднениям, причем нередко весьма существенным.

Во втором веке до н. э. наблюдалось интересное явление: арамейское слово мешиха – мессия – начали использовать для обозначения истинного правителя Израиля. В частности, им называли грядущего царя из рода Давида. [92]Надежда на появление потомка Давида нашла выражение в книгах пророков Ветхого Завета. Таким образом, использование христианами термина кристос, или Христос – греческого перевода арамейского слова мешиха – наряду с транслитерацией на греческий как мессиас (современный «мессия»), связано с иудейской традицией, о которой прекрасно знали во времена Иисуса. [93]

Но труднее всего было разрешить логическое противоречие в ответе на обвинение, которое регулярно выдвигалось на протяжении всей истории христианства, и особенно в последние 150 лет: Иисус вообще не существовал, а все рассказы о нем просто воспоминания о разных мессианских лидерах, собранные вместе для того, чтобы, во-первых, подкрепить учение Павла, а во-вторых, поддержать римскую традицию, согласно которой еврейский мессия превращался в обожествляемое высшее лицо, нечто вроде царственного ангела. Доктор Уильям Хорбери, преподающий курс древнееврейской и раннехристианской литературы в Кембриджском университете, недавно заметил, что «культ ангелов… сопровождал формирование культа Христа». [94]

Можем ли мы быть уверены в том, что Иисус действительно существовал? Имеются ли какие-либо доказательства его реальности, помимо Нового Завета? Если нет и если Новый Завет был написан гораздо позже, откуда нам знать, не является ли история Иисуса Христа древним мифом, получившим новую оболочку? Может, это пересказ мифа об Адонисе, Осирисе или Митре: все трое были рождены девами и воскресли из мертвых – история, хорошо известная христианам.

По мнению Хорбери, есть веская причина видеть в раннем христианстве «культ Христа, сравнимый с культом греко-римских героев, царей и богов». [95]Как уже отмечалось выше, этот культ сопровождался культом ангелов. Хорбери считает вполне вероятным, что титул, которым называли Иисуса, «сын человеческий», связывал его с «ангелоподобным мессией». [96]