Владимир Маяковский. Роковой выстрел. Документы, свидетельства, исследования - Леонид Кацис Страница 17

Наконец, кроме прямых и косвенных отсылок, кроме автоцитирования, необходимо отметить еще один вид межтекстуальной связи.

Мы бы назвали его актуализацией генетически не связанного мотива из текста, например, Розанова, в нашем случае – Маяковского. Примером такой актуализации оказывается мотив «почерка» человека в контексте проблемы «пола» в «Людях лунного света». Розанов пишет:

«Не все знают, что уже в животном мире встречаются, но лишь в более редком виде, решительно все или почти все «уклонения», какие отмечены и у человека: у человека же, можно сказать, нельзя найти двух самочных пар, которые совокуплялись бы «точка в точку» одинаково. «Сколько почерков – столько людей», или наоборот: и совершенно дико даже ожидать, что, если уж человек так индивидуален в столь ничтожной и не представляющей интереса и нужды вещи, как почерк, – чтобы он не был индивидуализирован так же в совокуплениях. Конечно, сколько людей – столько лиц, обособлений в течении половой жизни. <…> всякий творит совокупление по своему образу и подобию, решительно не повторяя никого и совершенно не обязан никому вторить: как в почерке, как в чертах лица…» ^[63]

Если бы лишь слово «почерк» в связи с «полом» было актуально для поэмы «Про это» и ее источников, то об этом не стоило бы и говорить. Однако книга «Люди лунного света» содержит и ряд обсуждений и примеров «жизни втроем», что в некоторой степени касалось Маяковского в 1922 году. И еще один важный момент, который интересен в связи с творческой историей поэмы «Про это». Как известно, В.В. Маяковский и Л.Ю. Брик договорились не встречаться два месяца, именно тогда и создавалась поэма.

Маяковский обещал: «Я сижу с нравственным удовольствием, но с все возрастающей физической мукой. Я буду честен до мелочей 2 месяца. Людей измерять буду по отношению ко мне за эти два месяца. Мозг говорит мне, что делать такое с человеком нельзя. При всех условиях моей жизни, если б такое случилось с Лиличкой, я б прекратил это в тот же день. Если Лилик меня любит, она (я это чувствую всем сердцем) прекратит это или как-то облегчит. Это она должна почувствовать, должна понять. Я буду у Лилика в 2 ¹/₂ часа дня 28 февраля.

Если хотя б за час до срока Лилик ничего не сделает, я буду знать, что я любящий идиот и для Лилика испытуемый кролик.

Вол. 28 декабря» ^[64].

Это широко известное письмо поэта неожиданно коррелирует еще с одним рассуждением Розанова. На сей раз о так называемых назаретянах, которые добровольно расставались на некий срок. Вот как описывает их ощущения Розанов: «Назорей! Обязанный на дни «назорейства», срок коего он сам для себя определял, «воздерживаться от сикора и вина», как известно расхолаживающего (разжижающего) кровь и расслабляющего половые силы. Срок назорейства, избираемый обыкновенно на 30 или немного больше дней (по «фантазии»), был темпом изощренно чистых, глубоко ясных в сознании, совокуплений: конечно, ни малейше не преувеличенных в числе <…> но бесспорно, так сказать, полновесных, зернистых, содержательных» ^[65].

Мы не знаем, строил ли Маяковский свою жизнь в точности «по Розанову», но поэма «Про это», связанная с ней жизненная ситуация и ментальный результат заставляют это предположить.

Таким образом, «Про это» оказывается на глубинном уровне, который включает в себя одновременно и текстовые, и биографические показатели, связанной со смыслом, подтекстом и образным рядом более ранних поэм Маяковского. Разумеется, такого рода связь наблюдается практически на всех уровнях структуры текста, но полное единство смыслового пространства поэм Маяковского проявляется, как нам кажется, лишь при сочетании поэтики, философии пола и жизнестроительного проекта Маяковского; к тому же мозаичность и многоуровневость текстов Розанова создают для такого рода ситуаций исключительно благоприятную культурно-текстовую среду.

Сцена на мосту в «Про это», восходящая к свидригайловскому самоубийству, разыгрывается в лунную ночь с участием «людей лунного света». Нас уже не удивит, что «человеком лунного света» предстает и герой Маяковского: