Наполеон. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания - Барри Эдвард О'Мира Страница 17

Затем сэр Хадсон Лоу на короткое время возобновил свою прогулку, обгрызая при этом ногти, и спросил меня, повторяла ли госпожа Бертран что-либо из того разговора, который состоялся между генералом Бонапартом и им.

Я ответил, что не осведомлен, что госпожа Бертран извещена об этом разговоре. «Для неё было бы лучше, — заявил губернатор, — если бы она не знала об этом разговоре, чтобы положение её и её супруга не стало бы ещё более неприятным, чем в настоящее время». Затем губернатор раздражённым тоном повторил некоторые фразы Наполеона и спросил меня: «Сообщил ли генерал Бонапарт вам, сэр, что я сказал ему, что он разговаривает невежливо и непристойно и что я более не намерен выслушивать его?» Я ответил: «Нет». «Тогда это свидетельствует, — заметил губернатор, — о чрезмерной мелочности со стороны генерала Бонапарта — не рассказать вам обо всём. Ему бы лучше поразмыслить о собственном положении, ибо в моей власти ухудшить его. Если он будет продолжать наносить мне оскорбления, то я заставлю его почувствовать, в каком положении он находится. Он является военнопленным, и я имею право обращаться с ним в соответствии с тем, как он ведёт себя. Я сумею его приструнить».

В течение нескольких минут он расхаживал, вновь повторяя некоторые высказывания Наполеона, характеризуя их как не свойственные джентльмену и т. д., пока не довёл себя до состояния крайнего раздражения, заявив: «Скажите генералу Бонапарту, чтобы он внимательнее следил за тем, что он делает, так как если он станет по-прежнему вести себя подобным образом, то я буду обязан принять меры, чтобы ужесточить уже существующие ограничения». Напомнив, что Наполеон был причиной потери жизни миллионов людей и может вновь стать ею, если вырвется на свободу, губернатор закончил беседу, заявив: «Я считаю, что Али Паша — намного более сносный негодяй, чем Бонапарт».

23 августа. Во время беседы с Наполеоном сказал ему, что губернатор сообщил мне, что он (Наполеон) неправильно понял суть его фразы, так как он (губернатор) никогда не говорил, что подал в отставку. Просто он имел в виду, что если правительство не станет одобрять его поведения, то он подаст в отставку и т. д. «Всё это очень странно, — заявил Наполеон, — так как он сам мне сказал, что подал в отставку, по крайне мере, именно так я его и понял. Тем хуже». Затем я сказал, что вследствие того, что случилось во время последней их встречи, вполне возможно, что губернатор не будет добиваться нового свидания. «Тем лучше, — произнёс император. — Так как в этом случае я буду освобождён от тяжкой необходимости лицезреть его ужасное лицо».

26 августа. Наполеон спросил меня, видел ли я письмо, написанное графом Монтолоном сэру Хадсону Лоу, содержащее список наших жалоб. Я ответил, что видел это письмо. «Как вы думаете, — спросил Наполеон, — пошлёт ли этот губернатор письмо в Англию?» Я заверил его, что в этом нет никаких сомнений. Более того, губернатор сообщил мне, что он предлагает ему не только посылать письма французов домой, но даже будет способствовать тому, чтобы их публиковали в газетах. «Всё это ложь, — ответил император. — Он сказал, что будет посылать письма в Европу и способствовать их публикации в газетах, однако с условием, что он будет санкционировать их содержание. Помимо этого, если бы даже он хотел делать это, то его правительство этого не допустит. Предположим, например, что я посылаю ему обращение к французской нации. Я не думаю, что они разрешат опубликовать письмо, которое так безудержно покрывает их позором. Народ Англии хочет знать, почему я называю себя императором после того, как отрёкся от трона — в этом письме я как раз это и объясняю.

Я был намерен жить в Англии как частное лицо под чужим именем, но, поскольку они выслали меня сюда и хотят представить дело таким образом, что я никогда не был главой государства и императором Франции, то я по-прежнему сохраняю свой титул. NN сообщил мне, что он слышал, что лорды Ливерпуль и Каслри заявили, что одной из главных причин, почему они выслали меня сюда, было опасение того, что я вступлю в заговор с их оппозицией в парламенте.

Вполне вероятно, они опасались, что я буду говорить правду о них, а это не придётся им по нраву, так как они знали, что если я останусь в Англии, то они будут вынуждены разрешить высокопоставленным лицам встречаться со мной».

Затем Наполеон пожаловался на излишнюю строгость, проявленную в том, что он лишён возможности читать неразрозненную подборку газет и вместо них получает только отдельные номера бурбонской «Таймс».

Через несколько дней в Лонгвуде были выставлены дополнительные пикеты, а также увеличено количество часовых, наблюдающих за Наполеоном, если он прогуливался после захода солнца. Вокруг сада почти закончено окапывание рвов, глубиной от восьми до десяти футов.

27 августа. Наполеон спросил меня, не поссорились ли между собой французский полномочный представитель и госпожа Штюрмер? Я ответил, что Моншеню заявил, что госпожа Штюрмер не знает, как следует входить в гостиную комнату. Наполеона это рассмешило, и он заметил: «Беру на себя смелость утверждать, что старый болван так сказал, потому что она не происходит родом от этих глупцов, старых аристократов. Потому что её отец — плебей. Эти старые эмигранты ненавидят и ревнуют всех, кто, подобно им, не входит в касту наследственных ослов».

Я спросил Наполеона, является ли король Пруссии одарённым человеком. «Кто? — переспросил он. — Король Пруссии? — Его охватил смех. — Он — одарённый человек! Величайший болван на свете. Невежда, у которого нет ни таланта, ни знаний. Внешне он похож на Дон Кихота. Я хорошо его знаю. Он не в состоянии вести беседу в течение пяти минут. Не то, что его жена. Она очень умная и прекрасная женщина, но очень несчастная. Она красива, грациозна и с умом».

Потом он довольно долго говорил о Бурбонах. «Они хотят, — заявил он, — внедрить в армии старую систему. Вместо того чтобы позволить сыновьям крестьян и рабочих получить право стать генералами, как это было в моё время, они хотят дать это право только старой аристократии, эмигрантам, таким, как этот старый болван Моншеню. Когда вы видите Моншеню, то это значит, что вы повидали всю старую аристократию Франции до революции. Такими они все были и такими же они вернулись — невежественными, тщеславными и надменными. Они ничему не научились, они ничего не забыли. Они стали причиной революции и последующего массового кровопролития; и теперь, после двадцати пяти лет ссылки и позора, они вернулись, отягощенные теми же пороками и преступлениями, за которые их изгнали из отечества. Они вернулись, чтобы породить новую революцию. Я знаю французов. Поверьте мне, что после шести или десяти лет всё это племя будет уничтожено и сброшено в Сену. Они — проклятие страны. Это из их числа Бурбоны хотят наплодить генералов. Я же производил в генералы таких же, как я сам, таких, кто вышел из грязи. Когда я находил в человеке талант и мужество, я воздавал ему должное. Я придерживался принципа: карьера открыта для талантливых, не спрашивая о том, есть ли у них хотя бы четверть аристократизма. Это верно, что я иногда продвигал представителей старой аристократии, придерживаясь принципа политики и справедливости, но я никогда не питал к ним большого доверия. Множество людей сейчас видят возрождение феодальных времён: они видят, что вскоре их потомству будет невозможно сделать карьеру в армии. Каждый истинный француз размышляет с болью в душе, что королевская семья, на протяжении многих лет столь одиозная и отвратительная для Франции, силой навязана французскому народу с помощью иностранных штыков.