Каждому свое - Вячеслав Кеворков Страница 17

* * *

С первых же минут приземления Северов понял, что ему повезло. Он не завис на деревьях, не рухнул в какой-нибудь водоем или, что еще хуже, в болото. Под ним — твердая почва и, судя по очертаниям, по крайней мере с одной стороны молодой лес.

Он быстро сложил парашют и бегом добрался до опушки леса. Здесь он согласно инструкции постарался в первую очередь избавиться от главной улики — верно сослужившего свою службу парашюта. Тонкая шелковистая ткань с видимым удовольствием скользнула в отрытое им пространство, затягивая с собой стропы и ремни. Свежую яму он забросал прошлогодними листьями, прилег под раскидистые ветви двух трогательно прильнувших друг к другу березок и стал внимательно прислушиваться к шуму леса.

Городской житель плохо различает звуки, издаваемые ночными птицами, зато моментально улавливает звуки человеческой поступи, если она примешивается к птичьему разговору.

Северов лежал на земле с открытыми глазами всё в той же позе, когда совсем рядом послышались чье-то дыхание и тяжелые шаги. Он напрягся всем телом, как пружина, и осторожно потянул из футляра нож. Теперь надо было развернуться, лечь на живот, подтянуть ноги и приготовиться к прыжку. При развороте тела пряжка брючного ремня предательски лязгнула, на секунду коснувшись лезвия обнаженного ножа.

Лязгающий звук тут же был услышан чутким ухом. Шаги немедленно прекратились. Их звуки исчезли. Неизвестный замер. Оба ждали лишь сигнала, чтобы подняться и отстаивать свое право на жизнь.

«Итак, судя по всему, меня взяли под контроль с самого начала и ждали в этом квадрате, но упустили момент посадки и теперь рыщут по всему лесу. И уже совсем близко». Северов сжал рукоятку ножа: «Надо быть готовым к самому неприятному началу».

Неожиданно тяжелое дыхание и топот возобновились где-то совсем близко. Он еще крепче сжал рукоятку ножа. «Главное, не промахнуться с первым ударом в темноте». Он немного привстал с колена, чтобы оттолкнуться от земли сразу двумя ногами.

И в этот момент цепочка бежавших по небу облаков неожиданно оборвалась. Почти совсем круглая луна, завершая свой цикл, вырвалась из-за своего туманного прикрытия и осветила всё вокруг неожиданно и ярко, словно вспыхнувшая в темноте электрическая лампочка. Через ветви молодого деревца Северов жадно впился взглядом в лежащее перед ним пространство. Полное безлюдье.

Неизвестность порой хуже плохой новости. К счастью, в этот момент звуки и сопение вновь возобновились. Он глянул на пролегавшую за перелеском небольшую заросшую тропинку и тут же стыдливо убрал холодное оружие в подвешенный к ноге футляр.

По дорожке, громко фыркая и тяжело ступая, ему навстречу двигалась дружно, как ему показалось, даже торжественно, пара ежей: он — впереди, она — чуть поодаль за ним. Оба сопели.

Непонятным оставалось, как такие небольшие по размеру существа могли так громко и серьезно сотрясать землю?

— Что вы по ночам шастаете по лесу, людей пугаете, — возмутился Генрих и тут же об этом пожалел.

Ежи вновь высунули мордочки, удивленно внимая несправедливым упрекам незваного гостя.

— Ну да ладно, не будем ссориться, и у вас, и у меня дел еще по горло.

Ежи согласились с мирным предложением, и, развернувшись синхронно, словно машины на военном параде, исчезли в ближайших кустах.

Не поднимаясь на ноги, Северов ползком вернулся в свое убежище, благо в училище до отупения учили хорошо ползать, максимально плотно прижимаясь к земле. Сержант работал с курсантами, не жалея ни их, ни себя, но любимой его темой была все-таки маскировка. Перед выстроившимися новобранцами он обычно произносил фразу, которая запоминалась на всю жизнь: «Что вы маскируетесь? Да вас за километр видно! Кто чем прикрылся? Вот я, к примеру, замаскируюсь, и никто из вас не разберет, где я, где пень». Кто-то в строю не сдержался и хмыкнул. «Рядовой Гунгер, шаг вперед! Что вас так развеселило в сказанном мною?» — «Пень, товарищ сержант, — предмет неодушевленный, а наш сержант — командир Красной армии. Так что сравнивать его непосредственно с пнем было бы несправедливо». — «Правильно мыслите, курсант Гунгер! Вставайте в строй. И оставим эти улыбки и усмешки до конца занятий».

Генрих вернулся в своё убежище, достал приемник, растянул на сучьях антенну и включил его на «прием».

Эфир не был готов к человеческому диалогу и поначалу зло зашипел, однако скоро смилостивился. Певица исполняла популярную французскую песню, но теперь уж на немецком языке: «Вернись, я жду тебя, ты — всё мое счастье». Извечная драма любви, связанная с неизбежными расставанием и возвращением, показалась Северову в тот момент не очень актуальной. Он чуть привстал, развел антенные усы, после чего вновь склонился над приемником. Однако не успел он приладить как следует наушники, как из них полилась немецкая речь, да так громко, будто говорившие стояли за его спиной.

— Последний раз спрашиваю, ты точно глазами видел самолет и парашютиста?

— Еще раз докладываю, что своими ушами слышал гул мотора.

— Над головой?

— Возможно, над чьей-то, но не над моей.

— А что по поводу парашютиста?

— На инструктаже сказали, что по имеющимся у командования данным он сегодня обязательно приземлится в нашем районе.

— О чем говорили на инструктаже, я знаю и не намерен это обсуждать. И тебе не рекомендую.

Диалог оборвался. Но даже из услышанного становилось совершенно ясно, что время начало работать против Северова.

Используя вырвавшийся сквозь просветы между бегущими облаками лунный свет, он уложил один из двух приемников, тот, который был предназначен для одного из потенциальных партнеров, в водонепроницаемую эбонитовую коробку. Затем пристроил туда же металлические колбы с неаппетитными растворами, которые, как выяснилось, должны были произвести после войны серьезное впечатление на членов Комитета по присвоению Нобелевской премии в Стокгольме.

Затем он тщательно забинтовал коробку клейкой изоляционной лентой и двинулся в путь.

Продвигался он медленно, от куста к кусту, прослушивая лес очень внимательно от шага к шагу. Раздвинув в очередной раз молодые сосенки и, посмотрев в образовавшееся между ними пространство, вздрогнул от неожиданности.

Непосредственно за деревьями — обрыв, а дальше внизу — заброшенный песчаный карьер, переходящий в поле, упиравшееся в горизонт.

Тут же он обнаружил глубокую выемку, поросшую кустарником. Опустившись в нее, нашел в глиняной стене глубокую нишу, заложил туда коробку и старательно заполнил образовавшееся отверстие влажной смесью из песка и глины.

Петляя между кустами, он добрался до своего первоначального убежища и, набросав сухой травы между тремя молодыми деревцами, улегся на спину, раскинул широко руки и, одолеваемый усталостью, стал медленно погружаться в приятное небытие.

* * *

Проснулся он от яркого луча солнца, который пробивался через беспорядочно шевелившиеся от ветра листья. Мозг моментально восстановил все события прошедшей ночи.