Гражданская война в Испании - Сергей Данилов Страница 17

Соглашение о «невмешательстве» успокоило пацифистскую (очень влиятельную в то время) часть западного общественного мнения. Не сразу было замечено, что оно изобиловало недоработками, не предусматривало ни малейших санкций против нарушителей и потому не стало преградой на пути вмешательства тоталитарных держав в испанскую войну.

Итак, противники — республиканцы и мятежники — почти в один и тот же день обратились за рубеж с просьбой о поддержке. Причем восставшие сразу попросили прислать иностранных военных на испанскую землю. Пройдет совсем немного времени, и республиканские власти тоже обратятся за границу со сходной просьбой. Масштабы военных действий расширялись.

Вернемся в начало августа 1936 года. Испанская Республика начинала третью неделю войны оптимистически. «Августовский оптимизм» республиканцев сплошь и рядом переходил в полнейшую беззаботность. Республика в июле удержала густонаселенные городские районы страны с большой долей рабочих и интеллигенции — «красную Испанию». Она олицетворяла законную власть: в ее руках оставался Мадрид с органами центральной власти, чиновным аппаратом и золотым запасом. Республиканцы господствовали на море и в воздухе, они контролировали почти все предприятия военной промышленности, не испытывали недостатка в живой силе и имели численное превосходство на всех фронтах. Казалось, у Республики есть решительно все, чтобы наконец-то подавить восстание.

Однако уязвимыми сторонами армии Народного фронта оказалось отсутствие элементарного порядка и дисциплины. Как только республиканцы одержали несколько побед в первую неделю войны, они сразу утратили надпартийное единство действий, стихийно сложившееся 18–20 июля. Каждая партия (а их было свыше десятка) и каждый профцентр снова пытались проводить совершенно самостоятельную политику. При этом все республиканцы — от уличного мальчишки-газетчика до премьер-министра Хираля были уверены, что окончательная победа над восставшими гарантирована и об исходе войны не следует беспокоиться. На фронтах Республики и в ее тылу царила «героическая импровизация», по определению ее поклонников, или полный хаос, по мнению скептиков.

После 18 июля республиканский госаппарат надолго перестал существовать. Одни чиновники бежали в Бургос, других пришлось группами увольнять из-за их абсолютной ненадежности. Остатки аппарата продолжали функционировать по инерции, не имея уже ни власти, ни влияния. Та же участь постигла муниципалитеты. Все органы власти после вооружения народа были оттеснены самозваными комитетами.

Об этих событиях иностранные наблюдатели (даже сторонники Народного фронта!) писали с восторгом и с испугом одновременно: «Испанское государство рухнуло, развалившись на куски. Народ мог все себе позволить — он стал хозяином».

Правительство Хираля в несколько дней превратилось в орган номинальной власти. В его распоряжении не было даже транспорта и средств связи — их реквизировал социалистический Всеобщий союз трудящихся. Многое другое было реквизировано анархистами и коммунистами. Из 28 республиканских провинций Хиралю подчинялось всего несколько, да и те лишь на бумаге.

Испанская Республика на глазах превратилась в скопление мелких самостоятельных республик.

Фактически отделилась от собственно Испании богатая Каталония. Председатель каталонского парламента Компанис самовольно провозгласил себя каталонским президентом. Но анархистские профсоюзы, овладевшие заводами и оружием, не подчинялись и Компанису с его Хенералидадом. Перестали подчиняться Мадриду отрезанные восставшими от основной республиканской территории северные провинции. На юго-востоке Республики появилось региональное правительство со столицей в Валенсии во главе с Мартинесом Баррио. Официально оно именовалось «резервным» — ему следовало исполнять обязанности центрального правительства, если Мадрид будет захвачен неприятелем.

Республика не имела ни военного министерства, ни генерального штаба. Более половины работников было арестовано, уволено или скрывалось. От двух внушительных органов осталась горсть офицеров в капитанском и майорском звании, напуганных народной стихией и неспособных руководить военными действиями.

Формальное наличие в кабинете Хираля военного министра — престарелого генерала Сарабии не меняло дела. Приятель Асаньи и Мартинеса Баррио, сделавший на этом карьеру и не обладавший прочими талантами, Сарабия в полном смысле слова был министром без министерства. Не было у военного министра и действенной связи с фронтом и с военной промышленностью.

По этим причинам наступление республиканцев на опорные пункты мятежа довольно скоро выдохлось. К 10 августа на всех направлениях они были разбиты малочисленными, но хорошо обученными, дисциплинированными и метко стрелявшими врагами.

В Андалузии республиканцы тщетно осаждали Гренаду и Кордову, в Арагоне — Сарагоссу, Теруэль, Уэску и Хаку, в Астурии — Овьедо, в Кастилии — Алькасар и Сеговию. Осада Овьедо и Са-рагоссы при этом продолжалась полтора года! Между тем почти все названные города не были крупными экономическими или коммуникационными центрами. Теруэль, например, находится в горах, в глухой местности, то же относится к Хаке. Население Уэски не превышало на тот момент 10 000 человек, еще меньше насчитывала захолустная, затерянная среди Пиренеев Хака. Гренада и Кордова считались заурядными провинциальными столицами (по 50 000-60 000 жителей).

Пожалуй, только промышленная Сарагосса — точка пересечения нескольких шоссе и железных дорог, стоила того, чтобы вести из-за нее длительную борьбу.

Упрямое намерение предводителей милиции непременно и сразу овладеть всеми названными пунктами надолго приковало к их стенам в общей сложности более половины республиканского «вооруженного народа», но так и не дало Республике побед.

Между тем в Средиземном море и Гибралтарском проливе события разворачивались не в пользу Республики. С 28 июля прибывшие в Андалузию германские и итальянские пилоты начали совершать боевые вылеты. В их распоряжении было тогда не более 40 машин, но это были новые, не изношенные самолеты, хорошо снабженные всем необходимым. Меньшая часть иностранных летчиков получила задание прорвать блокаду Марокко, большая — перебросить колониальные войска в метрополию. Над проливом заработал первый в истории воздушный мост. Непрерывной вереницей «Юнкерсы» и «Савойи» вылетали из Сеуты и Тетуана и приземлялись в Хересе, доставляя марокканцев, легионеров, оружие, снаряжение. Они редко встречали противодействие — республиканские ВВС в Андалузии почти отсутствовали. По самолетам Гитлера и Муссолини стреляла только зенитная артиллерия республиканских кораблей, дежуривших в проливе.

Трудности работавшего несколько недель воздушного моста были главным образом техническими и психологическими — плохое оборудование испанских аэродромов, непривычка африканских наемников к воздушным перелетам (многие арабы впервые видели самолеты), языковой барьер. Проблемой оказался также перевоз лошадей марокканской кавалерии. Кони не умещались в тогдашних самолетах с их тесными отсеками. Лошадей удалось переправить из Африки только после прорыва морской блокады Марокко.

Этот пункт был осуществлен к 5 августа немецкими летчиками. «Юнкерсы» несколько раз атаковали республиканские блокадные силы. Каждый раз они оттесняли республиканские эсминцы к Малаге, но те возвращались. И только когда «тримоторес» без потерь прорвались через неточный зенитный огонь неприятеля и 250-килограммовыми бомбами подбили линкор «Хайме I» и крейсер «Сервантес», убив и ранив около 50 человек, результат был налицо. Прямые попадания в крупнейшие корабли Республики вызвали замешательство команд и судовых комитетов. Ремонт линкора в Картахене занял полмесяца.