Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира - Элизабет Бартон Страница 17

Раньше в скромных жилищах была только дыра в потолке, через которую выходили коптящий дым и ядовитые пары, а также выскакивали искры, часто воспламенявшие соломенные крыши, хотя по закону их следовало поливать известью, чтобы обезопасить от огня. Теперь этого было недостаточно, и в городе начал расти просто лес каминных труб. И если «ранее каждый разводил огонь в своем очаге в холле, где он обедал и разделывал мясо», то теперь углубленные камины появились во многих комнатах.

Харрисон, как и следовало ожидать, не одобрял это внезапное увлечение очагами и каминами. Без сомнения, дом приходского священника зимой был ужасно холодным, но он полагал, что это только на пользу здоровью. По его мнению, огромное количество очагов представляет угрозу для здоровья и морального духа нации. «Сейчас у нас много каминов, — пишет он, — и в то же время наши дети жалуются на насморк, простуду и катар». И, вспоминая времена правления Генриха VIII, он добавляет: «Тогда у нас были только очаги в холле, и мы никогда не страдали от головной боли. Поскольку в то время считалось, что дым благотворно действовал на деревянные панели дома, то также полагали, что он был куда лучшим средством для поддержания здоровья хозяина дома и его семьи, чем какие-то знахари».

Плотный густой дым, заполнявший комнату, кажется, не только прекрасно предохранял дерево от порчи и лечил головные боли, но, должно быть, так прокоптил хозяина и его семью, что ни приличная простуда, ни бактерии инфлюэнцы не смогли бы зацепиться на закопченных слизистых оболочках их носа или горла.

Однако елизаветинцы не обращали внимания на эти предупреждения и пренебрегали опасностью заболеть простудой, потому что усмотрели в этих новых каминах еще одну прекрасную возможность проявить свою страсть к украшательству. Каминные доски стали самой важной деталью комнаты — и к тому же очень личной, поскольку их часто украшали инициалами владельца дома и его изображениями. Невезучий сэр Эдвард Питтс, который потратил двадцать семь лет на строительство дома и умер незадолго до его окончания, заказал две резные каминные доски для больших каминов. Одна должна была рассказывать историю Сусанны ^[42], а на второй были изображены Венера и Марс — она обошлась ему в 50 фунтов стерлингов.

Повальное увлечение каминами объясняется тем, что на смену старомодным плоским тюдоровским очагам пришли прямоугольные проходы. Так что очаг, который перестал неуклюже выдаваться в комнату, предоставил дополнительное пространство для отделки. Иногда каминные доски состояли из трех ярусов и напоминали роскошные ворота или экстравагантное сицилийское надгробие. Колонны или кариатиды — а иногда и те и другие одновременно — поддерживали антаблемент и верхний уровень, который украшали гипсовыми или деревянными панелями — резными, расписными и позолоченными. Часто сверху размещался еще один уровень с резными панелями, который увенчивали статуи. (см.илл.: _1 и _2)

Религиозные сюжеты были не менее популярны, чем классические — на резной панели над камином в Грейт Фулфорд-хаузе изображена сцена искушения Адама и Евы. Несчастная пара стоит под деревом, которое напоминает маяк, увенчанный листьями капусты, в окружении нескольких странных животных, и они так безнадежно и злополучно опутаны кольцами нескольких змей, что вся картина напоминает статую Лаокоона.

Такие большие камины нуждались в соответствующих аксессуарах, поэтому железные плиты из недавно возведенных литейных заводов в Суссексе, которые предохраняли стены от разрушения, пользовались спросом. Они имели рельефные края, их часто украшали изображениями птиц и цветов, перекрученными лентами или пилястрами, а также ставили даты и инициалы.

Эта традиция коснулась и железных подставок для дров в камине. Простые и красивые дровницы на вертикальных опорах, закручивающихся в завиток, которые были в ходу в Средние века, больше не устраивали изобретательных елизаветинцев. Поэтому опоры часто принимали форму колонны, стоящей на сильно искривленных ногах. Естественно, как сама колонна, так и изогнутые ножки украшались декоративными деталями, которые иногда использовали для присоединения ножек к основанию. Но порой основание делали в виде законченной фигуры. Некоторые из них выглядели довольно отталкивающе и напоминали сплющенных кариатид.

Для облицовки каминов очень любили использовать привозимый из заграницы цветной мрамор, а холлы богатых домов украшали полы в черно-белую клетку, выполненные из черного и белого мрамора. В фермерских домах были глубокие камины с балкой наверху, на которой иногда указывали инициалы владельца и дату, а каменные плиты клали прямо на землю. В коттеджах, как правило, обходились без камня.

Внутри дома стены теперь покрывали дубовыми панелями или, если дом был каменным, украшали лепной штукатуркой или тисненой кожей. Но как снаружи, так и изнутри стены были чрезмерно декорированы. Вместе с классическими колоннами и пилястрами появлялись толстые столбы крайне сомнительного дизайна. Неуемная фантазия беспощадно смешивала готическую геральдику, пухлых купидонов и гротескные фигуры с переплетающимися орнаментами. Последние были любимым украшением того времени. Они возникли в светлых декоративных мотивах итальянского Возрождения, но слишком долго пробыли в Антверпене, прежде чем пересечь Ла-Манш. В качестве прикладного украшения, каким было их первоначальное назначение, они были красивыми, нарядными и утонченными. Но, огрубленные немецким духом, они утратили внутреннюю логику и красоту. Орнаментом покрывали английский или еще чаще привозной скандинавский дуб, украшали им красный кирпич или камень, и с неумным энтузиазмом использовали повсюду как внутри дома, так и снаружи.

Среди домов, построенных во время правления Елизаветы, были совершенно феерические. Некоторые из них существовали только на бумаге — как план дома, придуманный Джоном Торпом ^[43], чертеж которого был основан на его инициалах. Вид этого дома даже трудно себе представить, но он был бы еще более невероятным, если бы Джон писал свое христианское имя с буквы J, а не используя латинское I.

Лонгфорд Кастл в Уилтшире, построенный сэром Томасом Горджесом в 1580 году, символизировал Троицу — он был треугольной формы с башней в каждом углу. Башни — Отец, Сын и Святой Дух — соединялись тремя центральными блоками, в которых повторялось «non est», а все «est» вели к центральному «Deus».