Деградация и деграданты. История социальной деградации и механизмы ее преодоления - Борис Шапталов Страница 17

В Византии перманентно на протяжении столетий, происходила смена власти путем переворотов, и поражение государства становилось импульсом к обновлению правящего класса. После чего следовало контрнаступление и многое отвоевывалось обратно. Это действовало, пока в процесс не добавился следующий фактор — разложение самого этноса. В «римском» варианте деструкция, переросшая в социальное гниение, подобно гангрене, пошла снизу из ставшего «сытым» гражданского общества в элиту и властные структуры. В «византийском» же варианте процесс шел сверху, от «головы» — от власть имущих к обществу.

Когда тюркские кочевые племена в XI веке ворвались в Малую Азию, цивилизационный уровень Византии был намного выше их. Соответственно, армия была вооружена технически лучше кочевников. Раньше это могло привести не только к разгрому пришельцев, но и к их ассимиляции. Византия имела большой опыт цивилизаторства. Византийскую культуру и религию восприняли многие народы Восточной Европы. Однако на этот раз у византийцев ничего не вышло. Даже когда тюркское государство в Малой Азии было разбито Тимуром в конце XIV в., то и тогда Византия не сумела воспользоваться благоприятнейшим обстоятельством и вернуть хотя бы часть прежних позиций.

Когда государство терпит поражение, после которого оно не может оправиться даже в выгодной исторической ситуации, то это свидетельствует о том, что процессом деградации охвачена не только правящая элита, но и подорвана энергетика народа. Такой этнос выделяет из себя только слабую власть, а слабая власть, опирающаяся на слабый этнос, рождает слабое государство. И уже смена династий и правящих элит ничего существенного не дает, разве что латание прорех и временное тонизирование управления.

Но сам по себе данный факт еще не означает обязательную гибель этноса. Можно назвать десятки народов, которые выжили, находясь под враждебным господством на протяжении многих веков. С ромеями этого не произошло, они растворились среди пришельцев, и даже высокая культура и чуждая им религия не спасла от ассимиляции. Почему? Сравнение показывает, что не выжили и растворились и другие народы, создавшие великие имперские конгломераты, — мидяне, ассирийцы, вавилоняне, македонцы, эллины, римляне. Зато творцы локальных государств (армяне, болгары, евреи, сербы…) оказались способны пережить свой государственный крах Исключением в ряду создателей великих империй стали арабы и монголы, они тоже выжили, как этносы, но их коренные территории не захватывались и, главное, не подвергались колонизации пришельцами. Если бы кто-то польстился на пустыни Аравии и засушливые степи Монголии, то малочисленное население этих районов (в Монголии XIX в. оно сократилось до нескольких сот тысяч человек) вряд ли смогло оказать сопротивление и растворились бы, как схожие им по типу маньчжуры в соседнем Китае.

Отсюда можно предположить, что перенапряжение и постепенное истощение этноэнергетики народов, сотворивших великие экспансионистские империи, способствовало их последующей гибели. Социальная энтропия оказалась выше предела выживаемости. Захваченные куски оказалось трудно переварить, а их удержание стоило захватчикам исторической перспективы. Поэтому одной из задач правящего класса активного, пассионарного, социума является точное определение границ эффективной экспансии, за пределами которых расход энергии начинает превышать ее возмещение. Самый успешный византийский император Юстиниан (VI в.) вел войны в Северной Африке, Италии и Месопотамии одновременно, и создал обширную империю, но этим Византия намного превысила свои материальные и моральные возможности. И позже ее правители занимались только одним — пытались удержать сокращающиеся границы империи. Безуспешно. Уже в VII веке арабы захватили большую часть владений Константинополя в Африке и Азии. Этот процесс удалось затормозить на несколько веков, но за это долгое время власти ничего не смогли придумать, чтобы обновить источники энергии страны. Приходилось черпать из старых. А они скудели с каждым столетием, пока процесс не завершился крахом — гибелью государства и растворение ромеев среди пришлых народов.

Среди потенциальных возможностей создания дополнительной силы была экономика. Для Византии же было характерно неумение властей создавать передовую экономику. Национальное хозяйство было не хуже, но не лучше, чем у других, и когда появились другие экономические лидеры, то пришлось уступить дорогу сильным. Внешне могучая Византия отдала свои торговые позиции маленьким городам-государствам — Генуи и Венеции, а на Востоке — арабским купцам. А ведь торговля, в том числе транзитная торговля между Востоком и Западом, в те времена относились к числу наиболее выгодных сфер образования капиталов. Однако деньги уходили «налево», и византийские императоры постоянно мучились проблемой поиска средств для содержания армии. Приходилось обращаться к налоговому прессу. Рост налогов вызывал недовольство. Дело доходило до того, что население встречало захватчиков как своих освободителей. Поэтому арабам без особого труда удалось в считанные годы захватить Палестину, Сирию, Египет. А когда тюрки вторглись в Малую Азии, то ромейские города пошли на сотрудничество с пришельцами, ведь племена кочевников не знали, что такое налоги.

Государства византийцев и римлян — классические примеры самоликвидации государства и народа. Внешние силы лишь воспользовались благоприятными возможностями, чтобы добить одряхлевших львов.

Через тысячу лет после официального упразднения Западной Римской империи в 1453 г. пал и Константинополь, а с ним и Восточная Римская империя. Через два-три столетия ромеи исчезли как этнос. Зато их соседи армяне, албанцы, болгары, греки, сербы, хотя также попали под власть османов, не только сохранили себя, свой язык и культуру, но спустя полтысячи лет сумели добиться национального освобождения и возрождения своей государственности. Они сохранили свои источники жизнедеятельности.

Римская и Византийская модели не только разнятся между собой, но имеют общие черты. Прежде всего, это неспособность властей восстановить этноэнергетику государствообразующего народа, остановить депопуляцию коренного населения и заселение территории государства пришлыми народами. Это модели деградации, в которых общим было то, что внешний имперский блеск сочетался с внутренним разложением.

Итак, из анализа имеющегося исторического материала можно прийти к выводу, что разложение цивилизаций идет по «древнеримской» либо «византийской» моделям. Это условное название помогает сориентироваться в массе разнообразных фактов. В одной — «древнеримской» — определяющим фактором разложения является материальная и духовнокультурная «сытость» не только элиты, но и большей части общества. В другой — «византийской» модели — главным источником деструкции является дефицит эффективного управления при обилии ресурсов. Между этими моделями не может быть четкой границы. Социальные проблемы деградации носят сквозной характер, поэтому «перекличка» между этими моделями неизбежна, да и само моделирование служит, прежде всего, приемом наглядности. Наглядность тем более важна, что в условиях кризиса этноэнергетики многие, ранее очевидные вещи общество перестает воспринимать как угрозы, предпочитая выдавать желаемое за действительность, заниматься самогипнозом и самоусыплением. А критика растущего негатива воспринимается с подачи определенных идеологических сил как «фобии» и склонность к паникерству. Поэтому, даже наглядное моделирование и исторические примеры не обязательно будут способствовать тому, что правящие группы воспримут их как сигнал к жесткому противодействию тенденциям разложением. Но даже если правящая верхушка проснется и обеспокоится, это не значит, что ей удастся переломить негативную ситуацию. «Перестройка» в СССР — один из наглядных примеров неэффективной попытки решения проблем разложения системы (причем силами деградантов!). Кроме обеспокоенности необходимо знать, что делать, чтобы деструктивный реформизм в духе «хотели как лучше, получилось, как всегда» не ухудшил положение.