Харун Ар-Рашид и времена "Тысячи и одной ночи" - Андре Кло Страница 17

Система налогов была достаточно простой. Мусульмане платили добровольную милостыню (закат, садака), приравненную к десятине (уtup), — это одна из пяти заповедей ислама. Не-мусульмане платили подушную подать, джизью, а также поземельный налог, харадж (местное население в массовом порядке принимало ислам, чтобы избежать этого налога). Однако впоследствии этот побор распространился на все земли вне зависимости от вероисповедания своих владельцев. Фай, земельная собственность, захваченная во время завоевания, включала общинные угодья, к которым причислялось недвижимое имущество побежденных — государств, церквей, бежавших землевладельцев и пр. Государство могло либо эксплуатировать эти земли напрямую, либо передать их в частные руки на условиях уплаты налога. Таким образом, эта система, называемая катиа, или ик-та, которая была в ходу у византийцев, представляла собой долгосрочную аренду государственного имущества. Позднее, в XI в., появился вакф, своеобразная форма имущества, предназначенная для использования определенным выгодоприобретателям (частным лицам или государственным структурам: мечетям, караван-сараям, больницам). Вакф, или хабу, сохранился до наших дней.

Налог (харадж) полагалось уплачивать либо натурой в размере, который колебался от четверти до половины урожая в зависимости от конкретной культуры, либо деньгами. В этом случае его рассчитывали в зависимости от площади земли, типа культуры, а главное, качества орошения. Первая система применялась, главным образом, в Саваде, области по соседству с Багдадом, а вторая почти повсеместно. В каждом округе налог собирал государственный чиновник или откупщик. В этом случае представитель фиска назначал к выплате сумму, разумеется, ниже фактического размера налога, а разница составляла прибыль откупщика. Эта система, применявшаяся с незапамятных времен и до сих пор не вышедшая из употребления, вероятно, оставляет много места для злоупотреблений. Кроме того, крестьяне — налогоплательщики — были обязаны оплачивать большую часть расходов по сбору налогов и обеспечению жильем тех, кто выполнял эту функцию.

К этим налогам добавлялись другие, открывая простор для новых вымогательств — штрафов, конфискаций «незаконно» приобретенного имущества и земли, пошлин за защиту органов правопорядка. Дионисий Теллмахрский, монофизитский патриарх Верхней Месопотамии, в своей «Сирийской хронике» нарисовал мрачную картину участи простых людей в этом регионе незадолго до прихода Харуна к власти. В других областях империи ситуация, скорее всего, была совершенно такой же. При Харуне жизнь низших сословий нисколько не улучшилась, даже наоборот. Так, Дионисий упоминает об одном сборщике налогов, который самовольно включил в государственные угодья пространство примерно в 20 метров вокруг любого здания, которое можно было считать государственным. Другой взимал налог на любые товары, находившиеся в частных домах и лавках. Поборами облагалось все, говорит Дионисий, «включая пчел, голубей и кур», а размер налога определялся совершенно произвольно.

Если сумма налога рассчитывалась в деньгах, это обязывало крестьян немедленно продавать свой урожай, чаще всего купцам, состоявшим в сговоре с налоговой службой и предлагавшим им лишь половину реальной стоимости. За задержкой выплаты следовала жестокая кара, нередко с применением пыток. Самый мягкий способ заключался в том, что должника держали взаперти вплоть до уплаты налога. Не желая продавать свою пшеницу по бросовой цене, крестьянин часто брал деньги в долг, чтобы заплатить налог, а потом, оказавшись не в состоянии заплатить, отправлялся в город, чтобы занять еще денег и вернуть первый долг. Возникали безвыходные ситуации, когда крестьяне просились под «покровительство» аристократов вместе со своим имуществом, в результате лишаясь статуса свободных людей и одновременно своей земли, которая очень быстро оказывалась захваченной. Другие пускались в бега, чтобы избавиться от сборщика налогов, и увеличивали собой армию безработных. Они ходили из деревни в деревню в поисках пропитания и чаще всего, в конце концов, прибивались к разбойничьим бандам. Власти преследовали их, и, когда их удавалось поймать, их метили несмываемыми надписями и заставляли вернуть общине, связанной круговой порукой, всю сумму невыплаченных ими налогов. В результате все жители деревни были заинтересованы в том, чтобы вернуть своих беглых собратьев. Они без колебаний сами пускались в погоню за ними, тем самым усиливая трения в крестьянской среде. Кроме того, подобные побеги крестьян имели пагубные последствия для экономики, и власти пытались вновь заселить обезлюдевшие деревни, но не всегда успешно.

Такую же нищету в ту эпоху можно было наблюдать почти во всех сельских районах Востока: в Северной Африке, Сирии, Египте (где были введены обязательные паспорта) и Иране. В Хорасане и Мавераннахре древние идеи аграрного эгалитаризма усиливали социальный характер восстаний, которые вспыхнули почти повсеместно. Они сочетались с различными выступлениями мессианского толка ^[39], вроде движения Санбада Мага, Устади, «скрытого вуалью пророка» ал-Муканны, или же Абу Муслима Убиенного.

Не все крестьянские мятежи были социального происхождения. В качестве примера можно привести ситуацию в Египте в 785 г., когда омейядское восстание пошатнуло позиции аббасидских властей, но каждый раз нищета способствовала обострению любого политического или религиозного конфликта. Начиная со второй половины VIII в. пропасть между нищетой народа и головокружительной роскошью двора и привилегированных классов непрестанно расширялась.

Мансур, один из величайших мусульманских правителей, в то же время был одним из самых суровых по отношению к налогоплательщикам. Этот «самый жадный из всех халифов из рода Аббаса», по выражению Табари, не стал менять установленный при Омейядах налоговый режим. Основной для этого режима служила, преимущественно, сельскохозяйственная экономика, и он значительно варьировался в зависимости от провинции. По причине стремительной урбанизации города платили гораздо меньше, чем сельские районы. Богатые купцы были практически свободны от налогов, поскольку вопрос об уплате был предоставлен их совести. Пошлины за ввоз импортных товаров также были очень низкими, и многие торговцы полностью от них уклонялись. Мансур попытался усилить контроль, но не имел особого успеха. Таким образом, все бремя налогов лежало на сельском хозяйстве, поскольку до крестьянина было легко добраться и так же легко применить к нему любые меры воздействия.

Расточительный Махди, который постоянно нуждался в огромных денежных суммах, передал право сбора налогов армии. В тот момент это был прекрасный ход, но, в то же время, он привел к тому, что условия сбора налогов стали еще более суровыми. Несмотря на развитие сельского хозяйства, можно было наблюдать снижение уровня жизни крестьянства.

Бармакиды не предприняли ничего, что могло бы исправить положение. Будучи выдающимся администратором, Яхья стремился прежде всего увеличить богатства государства, халифа и, вполне понятно, собственной семьи и близких. Он, не колеблясь, конфисковывал земли в пользу халифа или кого-то из Бармакидов: под более или менее законным предлогом он отчуждал у владельцев выморочные или оставленные жителями владения, лавки, а также дома и земли, принадлежавшие «врагам» государства или ислама. В результате халиф и его семья ^[40] стали хозяевами огромных владений, приносивших колоссальный доход: для того чтобы распоряжаться землями в Египте, принадлежавшими Зубайде, был назначен специальный управляющий.