Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945 - Ганс Баур Страница 17

Весенний ураган, называемый фоэн, доставлял нам немало проблем. Фоэн представляет собой целый фронт непогоды, который приносит с собой с юга яростные бури и проносится над горами. В то время мы не могли летать над штормовыми потоками, поскольку при нормальной загрузке не поднимались выше 4300 метров, а с легким грузом, в лучшем случае, до 4500 метров, тогда как завихрения фоэна достигали 5200 метров. Тишина и покой царили выше. Воздушные ямы в том районе, где бушевал фоэн, доставляли нашим самолетам немало неприятных сюрпризов. Часто нам не удавалось удерживать машину на заданной высоте. Мне приходилось сталкиваться с порывами ветра, которые, если не прибавить обороты двигателям, могли бросить самолет на тысячу метров вверх, и с такими порывами, которые бросали самолет с включенными на полную мощность двигателями на тысячу метров вниз. Когда вы летите над горами высотой 3500 метров, а стрелка высотомера неожиданно показывает отметку 3200 или даже 3000 метров, нетрудно себе представить, что вы можете слегка испугаться.

В спокойную, ясную погоду полет над Альпами – самый замечательный маршрут, который я знаю. За многие годы я пролетел над ними несколько сотен раз и каждый раз испытывал новые ощущения. Альпы завораживают своим девственным величием и неотразимой красотой. Они постоянно меняются – в зависимости от времени года и времени суток. С высоты открывается необыкновенно широкий обзор, и кристально чистый воздух позволяет вам видеть окрестности на 300–400 километров. Это на самом деле величественная картина.

Однако в непогоду Альпы выглядят весьма мрачно. Проявляются природные силы небывалой мощи. Я имею в виду грозовые шквалы в горах, которые, как утверждают, появляются вследствие того, что под лучами солнца ледниковая масса превращается в водяной пар и он вызывает воздушные завихрения. На высоте 8 тысяч метров формируются грозовые фронты. Они часто сопровождаются сильными порывами ветра и вызывают град или дождь со снегом, и летчики предпочитают обходить их стороной. В большинстве случаев удается проскочить между грозовыми фронтами, пока они еще не набрали силу, если только они не идут с западной стороны сплошным фронтом.

Однажды я в очередной раз летел из Милана в Мюнхен. У меня на борту находился только один пассажир, крупный промышленник из Милана. Прогноз погоды был исключительно неблагоприятным: сильные грозовые шквалы с градом – одни уже у Бреннера, другие на подходе. Их ни обогнуть, ни пролететь над ними. Но поскольку сплошной грозовой фронт уже прошел, а следующие за ним бури, как известно, обладают меньшей силой, я поднял самолет в воздух. Пролетая над Бреннером, я увидел, что черные тучи громоздятся одна на другую, сверкают молнии и сыплется град. Я повернул обратно к Тренто, чтобы посадить там самолет и переждать, пока буря пройдет. На земле я постоянно слушал сообщения о погоде, поступавшие из Бреннера, – так шли часы. Когда в конце концов я услышал, что небо над Бреннером прояснилось, то решил взлетать. В этот самый момент поднялся ора. Самолет находился на высоте 60–80 метров над поверхностью земли, когда сильный порыв ветра бросил его метров на 50 вниз. Удар ветра был такой силы, что мне показалось, будто с треском ломаются крылья. Самолет почти коснулся земли. Затем машину резко подбросило вверх на 40 метров, так что между ней и землей опять была воздушная подушка, но тут я вновь почувствовал такой толчок, что подумал, не упал ли самолет на землю.

Бортинженер и я были пристегнуты ремнями безопасности – необходимая предосторожность, если не хотите потерять контроль над управлением самолета при сильной болтанке. Человека может подбросить так высоко, что он буквально воспарит в воздухе. Пассажиры и радисты обычно ремнями не пристегивались. Поэтому моего радиста подбросило вверх, хотя он крепко держался за поручень, все равно перевернулся в воздухе, а затем упал прямо лицом на пол. С нашим пассажиром дело обстояло лучше. Сначала он влетел головой в багажную ячейку, затем ударился лицом об острый угол – у него появился порез сантиметров 6 длиной. Радист немедленно стал оказывать помощь раненому, отведя его в туалет, где имелись полотенца и вода.

Когда мы выбрались из ора, я постарался побыстрее набрать высоту – чем выше, тем спокойнее воздушная масса. Мы уже миновали Боцен, когда радист сообщил, что у нашего несчастного пассажира никак не прекращается кровотечение. Я открыл дверь кабины и посмотрел в сторону туалета. Впечатление было такое, будто там зарезали свинью. К своему ужасу, я заметил, что радист прикладывает к ране пострадавшего влажные полотенца. Неудивительно, что кровь никак не могла остановиться! Я приказал приложить к ране сухое полотенце, и кровотечение скоро прекратилось.

К счастью, небо над Бреннером оказалось чистым и продолжало оставаться таким до конца пути. Я отправил радиосообщение – уведомить врача в аэропорту, что у нас на борту раненый. Кроме того, я попросил таможенников и директора аэропорта в Обервизенфельде разрешения завести самолет в ангар, чтобы не выгружать испачканного с головы до ног кровью пассажира на виду у посетителей большого летнего ресторана в аэропорту. После посадки я завел самолет в ангар, где и были соблюдены все необходимые таможенные и паспортные формальности, а врач наложил на рану неудачливого пассажира несколько скоб. Тот выглядел очень плохо; его костюм был весь в пятнах крови. Я извинился перед ним, объяснив, что перед кознями ора был бессилен. Оказалось, что я имею дело с фанатичным игроком в футбол, который спешил на международный матч в Прагу. На следующий же день он полетел дальше. Поскольку компания компенсировала ему ущерб, можно считать, что вся эта история закончилась относительно благополучно.