Белогвардейщина - Валерий Шамбаров Страница 17

Город оказался дезориентированным. На улицах появились вооруженные солдаты. Никто не знал, кто они — за Советы? Или это обещанные «корниловцы»? Или "темные элементы"? Даже меньшевики с эсерами на провокацию большевиков отозвались так:

"Мы осуждаем ваши действия, но если правительство нападет на вас, не станем бороться против пролетарского дела".

Вечером 24.10 красногвардейцы заняли все «буржуазные» типографии. Гранки газет рассыпались, началось печатание прокламаций. Слабая милиция очистить типографии не смогла, наткнувшись на вооруженное сопротивление. При этом начальник милиции Нейер был убит. А ночью начата занимать телеграф, телефонную станцию, банк, вокзалы. Арестовали нескольких министров. Организованные силы большевиков были невелики, но действовали по строгой системе и не встречали сопротивления. На каждый объект приходила группа от 10 до 50 человек. Иногда даже открыто сменяла прежние караулы: у большевиков оказались все гарнизонные пароли, действующие в эту ночь и своевременно выкраденные. А уже позже такие организованные группки стали обрастать анархической вольницей из солдат и матросов.

У правительства не только для нападения, даже для самозащиты сил не оказалось. Никого. Только в четыре утра 25-го Керенский начал рассылать из Генштаба приказы по казачьим частям и юнкерским училищам. Но и те колебались. Стоит подчеркнуть факт, «забытый» советской историей. Юнкера 17-го вовсе не были "дворянско-буржуйскими" отпрысками. Война, ненасытно пожирающая офицеров, а за ней революция смели последние ограничения по набору. Юнкерские училища и школы прапорщиков состояли в основном из вчерашних солдат, студентов, выпускников гимназий и реальных училищ. Последняя категория к октябрю только начала учебу. Далеко не все умели заряжать винтовки… И — «демократия»! Школы и училища собирали юнкерские комитеты, общие собрания, начинали голосовать: выступать — не выступать…

Только в ночь на 25-е Керенский уведомил Ставку о событиях в столице, приказал выслать войска — две казачьи дивизии, пехотную бригаду, два полка самокатчиков. Ставка отдала приказ Северному фронту. Не тут-то было. Фронтовой комитет был насквозь большевистский. До недавнего времени фронтом командовал большевик Бонч-Бруевич. А новый главнокомандующий В. А. Черемисов под давлением комитетчиков тут же изменил правительству. Задержал до выяснения обстановки, а после успеха большевиков — вовсе отменил приказ о посылке войск. Когда Ставка, уверенная, что все идет как надо, приказы отданы и войска в пути, случайно узнала правду и потребовала от Черемисова объяснить его действия, он ответил телеграммой, что Ставка не в курсе дел, что Временного правительства больше нет, что в Петрограде уже другое правительство, Керенский уже не главковерх и что скоро Верховным Главнокомандующим будет назначен он, Черемисов. То есть купили генерала достаточно просто.

Утром 25-го Керенский приказал развести мосты. До 7 часов этого не делали. Потом нашелся офицер с пятью солдатами, прогнал большевиков от Николаевского моста, развел его. Но когда они ушли, мост снова навели «красные» матросы. Когда к Генштабу подтянулись несколько юнкерских подразделений, были сделаны попытки вернуть телефонную станцию и телеграф. Но после нескольких выстрелов юнкера, не имеющие ни гранат, ни пулеметов, а многие и боевых патронов, вынуждены были отойти.

Около девяти утра Керенский бездумно рванул на автомобиле на фронт. Воодушевлять войска и спасать революцию. С этого момента его безуспешно искали и Ставка, для получения указаний, и остатки правительства, ожидая подмоги. Большевики разогнали заседающий в Мариинском дворце Совет республики, «предпарламент», все еще обсуждающий, выразить ли поддержку правительству, во власти которого оставались лишь Зимний с Генштабом и штабом округа. В генерал-губернаторы и «диктаторы» остатки правительства определили сугубо мирного человека, доктора Н. А. Кишкина.

Большинство частей гарнизона митинговали, соблюдая до поры до времени «нейтралитет». Некоторые «нейтралы» за плату пускали в казармы под свою защиту офицеров гарнизона, опасающихся избиения и убийств. Вся связь находилась у большевиков. Поэтому некоторые части, пытающиеся дозвониться в Генштаб, получали фальшивые указания: что выступление большевиков уже подавлено и помощь не требуется. Ближе к вечеру стали давать другой ответ — Временное правительство отказалось от власти, и защищать больше некого.

Ленинский план был претворен в жизнь. К открытию съезда правительство (которого все-таки опасались) было блокировано, а город оказался в руках большевиков. И во все концы страны уже с утра полетели телеграммы:

"К гражданам России! Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета — Военно-революционного комитета".

При открытии съезда на объявление, что такие телеграммы рассылаются по городам и фронтам, многие делегаты возмутились, заявляя, что большевики предрешают волю съезда. Троцкий цинично ответил: "Воля съезда предрешена огромным фактом восстания петроградских рабочих и солдат".

Итак, первым вопросом в истории Советской власти, заранее решенным и вынесенным лишь для формального принятия коллегиальным органом, был вопрос о самой Советской власти.

Около 17 часов началась осада Зимнего дворца, в 22 часа открыла огонь «Аврора». Мартов, делегат от меньшевиков-интернационалистов, воскликнул: "Гражданская война началась, товарищи!"

Большинство делегаций осуждали большевиков. Говорилось:

"Предательство, когда перед самым открытием съезда Советов вопрос о власти решается путем военного заговора".

"Захват власти за три недели до открытия Учредительного Собрания — есть нож в спину революции".

Все предложения мирного выхода и неотложных мер по недопущению гражданской войны были категорически отвергнуты большевиками. После этого почти все делегации, даже левые эсеры, в знак протеста покинули съезд. И он вообще перестал быть съездом, превратившись в частное заседание большевистской фракции. Кроме того, в зал набилась из коридоров Смольного посторонняя публика, околачивающаяся при Петросовете и ВРК — солдатня, красногвардейцы, служащие большевистского аппарата, вообще непонятный сброд. Вот этот «съезд» и избрал новое правительство, Совет народных комиссаров, состоящий из одних большевиков. (На следующий день часть второстепенных портфелей предложили левым эсерам, но те отказались). Так большевики победили. И обеспечили себе «народную» поддержку.

Если уж на то пошло, их избрание стало трижды «незаконным». Вспомним, что съезд, хоть и Всероссийский, был съездом только рабочих и солдатских депутатов. А рабочие и солдаты в крестьянской России составляли менее 15 процентов населения. Во-вторых, сами совдепы жили вразброд, каждый считал себя центром вселенной. Многие на телеграммы Петросовета и ЦИК о созыве съезда просто забили болт, многие не поехали или не доехали. Из 900 зарегистрированных в то время крупных совдепов на II съезде было представлено около 300. Никаким «кворумом» и не пахло. А в-третьих, после ухода большинства делегаций за Совнарком, за знаменитые ленинские «декреты» голосовала пришлая, случайная публика.