Марш - Эдгар Доктороу Страница 17

Вильма Джонс так привыкла обо всех заботиться, что и во время Марша к Свободе легко нашла, где себя применить. Старик негр, называвший ее доченькой, был глух как пень и, разговаривая с нею, всегда кричал. Упасть направо ему не давала трость, упасть налево — Вильма, которая его поддерживала под локоть. На нем было вытертое пальтецо без рукавов, но торчащие из него костлявые старческие руки были длинны, мускулисты и цепки. Его рука стискивала ее ладонь с силой, которой хватило бы на десятерых. Этот старый раб сильно хромал, но сбежать от него было невозможно. Лысый, в натянутой на голый череп шерстяной шапке и совершенно беззубый, со старинным выжженным на щеке клеймом. Но он шел! И даже не спотыкался! Подобно большинству старых людей, он не обращал внимания на косые взгляды. Она же качала головой и усмехалась. Старик напомнил ей судью. Такой же требовательный, он не позволял ей ни на минуту отвлечься, как будто у нее не было своей жизни. Только судья Томпсон никогда не называл ее доченькой, на это у него имелась мисс Эмили.

Петь песни в толпе перестали, женщины крепче прижали к себе детей. Насыпь была узкая, из подступающей к ней по обе стороны густой и неподвижной болотной жижи под разными углами торчали мертвые стволы деревьев. В воздухе стояло зловоние, через дорогу клочьями переползал туман.

Когда подошли к руслу, поступил приказ отойти подальше от берега; их место заняли солдаты, навели понтонный мост. Вильма огляделась. Толпа освобожденных рабов все разрасталась, и теперь всем нужно было ждать, пока пройдут войска. С противоположного берега реки за перемещениями наблюдали несколько офицеров кавалерии. Сидели верхом, с места не двигались. Среди них был генерал — золотые галуны, эполеты… Эффектный до невозможности. У Вильмы появилось дурное предчувствие. Да и историй всяких наслушалась. Повстанцы ведь идут за ними по пятам. Хватают отставших негров, расстреливают или вновь обращают в рабство.

Река разлилась, течение быстрое. Ничего не поделаешь — пока вся армия не перейдет, с места не двинешься! Дивизия за дивизией мимо них проходили и проезжали войска, тащили лафеты, зарядные ящики, нахлестывали мулов. Доченька, — закричал ей старик, — почему мы не переправляемся? Вильма перебежала насыпь, остановила офицера. Мамаша, — сказал тот укоризненно, — мы ради вас такую войну ведем! [6]От вас же только и требуется: не путайтесь под ногами!

Некоторые женщины и дети уже плакали. Чувствовалась какая-то перемена — вот хотя бы небо взять: потемнело оно, что ли? Солдат мимо проходило все меньше, меньше, и наконец последние перешли мост. Толпа устремилась вперед, Вильма вела старика за руку. Но тут вдруг вой пошел по толпе. Вильме, конечно, этого видно не было, но тросы, на которых держался понтонный мост, оказывается, обрубили, и мост поплыл от берега. Солдаты на другом берегу тащили за веревки, подтягивали понтоны к себе.

Люди не знали, что делать. Кто-то кричал: Южане идут! Вильма пыталась не поддаваться панике, но старик тянул ее к реке. Я свободный человек! — кричал он. — Я свободный человек! В какой-то момент она не смогла его удержать, и он прыгнул прямо в воду. Вокруг люди кричали, молились, всуе поминали Господа. Бросались в реку и пытались переправляться вплавь. Вильма видела, что некоторые черные саперы кидают с того берега бревна и сучья, чтобы пловцам было за что ухватиться. Но старик не умел плавать. Он лишь махал палкой в воздухе, оступался, падал, скрывался под водой, снова появлялся и вновь махал в воздухе палкой. Женщины сажали детей себе на головы и пробовали переходить вброд. Мужчинам как-то удалось соорудить плот из бревен, кусков брезента, женских юбок и одеял. Потом саперы перебросили через реку веревку, после чего установилось некое подобие порядка: людей перевозили на плоту по четыре-пять человек за раз. Но те, что скученной толпой ждали на берегу, были вне себя от страха. Им казалось, они уже слышат, что приближаются инсургенты, едут по насыпи, и негры не могли справиться с нетерпением. Сжимая в руках узлы и чемоданы, прыгали в воду.

В результате Вильма все же оказалась на плоту. Но на середине реки его течением дернуло и перевернуло. Отфыркиваясь, она вынырнула и тут почувствовала, что кто-то помогает ей, тянет за руку. Ну наконец-то, она почти на берегу, вода стекает с нее ручьями. Сильный черный мужчина одной рукой поднял ее из воды. Дрожа, она села на землю. Те, кому удалось переправиться, бегом бежали за армией. А на другом берегу еще человек сто или даже больше темнокожих все еще стояли у кромки воды, застыв от страха. Женщины и плачущие дети. Послышались выстрелы, и Вильме показалось, что какие-то люди на лошадях подъезжают к ним с насыпи.

Вот, возьмите, мисси, — сказал мужчина, который спас ее. Он набросил на нее одеяло. — Лучше не мешкать. Бог дал этим людям свободу, но это еще не все. Идемте. Мужчина был высокий, стоял в расстегнутом форменном кителе, потрепанных штанах и босиком. Взял Вильму за руку, помог ей подняться и повел по дороге. Она все оборачивалась, смотрела назад, пока русло реки не скрылось из глаз. Лишь крики долетали до них из-за реки и терялись, затихали в лесу.