Отважное сердце - Робин Янг Страница 17

— Пожалуйста! — простонал мужчина, протягивая к нему руки. — Смилуйтесь, я…

Граф нанес удар сверху вниз, держа меч вертикально и целясь человеку в горло. Тот издал какой-то хриплый булькающий звук, перешедший в протяжное сипение, когда из раны фонтаном ударила кровь. Она залила мужчине рот, когда граф с силой налег на рукоять, пока острие не уперлось в камень пола. Тело несколько раз вздрогнуло и замерло. Граф наклонился, чтобы вытереть лезвие о тунику мужчины, и тут двери распахнулись и в залу ворвалась группа воинов.

Первым шел отец Брюса. Старый лорд Аннандейл держал свой шлем на сгибе локтя, и его седые волосы отливали серебром в свете, падающем из дверей. На его накидке красовался синий лев — древний герб рода Брюсов, берущий начало еще со времен правления короля Давида I, который и пожаловал им графство Аннандейл. Напротив сердца у него был приколот высохший коричневый листок пальмы, привезенный из Святой земли, благочестивое напоминание о крестовых походах, в которых он принимал участие в молодости. У графа листок пробудил воспоминания о светло-коричневых песках под багровыми небесами, расстилавшимися на многие мили за стенами столицы крестоносцев Акры, и о призывах к молитвам, звучащих с вершин минаретов и заглушаемых перезвоном церковных колоколов. Они сражались против сарацинов под знаменами лорда Эдуарда, и он щедро вознаградил за верную службу, укрепив их и без того высокий авторитет и положение в Англии. И граф вдруг решил, что не позволит воспоминаниям о тех славных временах ограничиться высохшим пальмовым листом, пришпиленным к груди отца.

Лорд одним взглядом окинул стяг Баллиолов, корчившийся в пламени за спиной его забрызганного кровью сына.

— Гарнизон сдался. Бьюитл наш.

Громкий крик заглушил его слова. Его издал какой-то молодой человек, один из тех, кого пленили рыцари лорда. Он вырвался из рук своих конвоиров, застав их врасплох, и подбежал к мужчине, простертому на полу посреди остатков стола. Упав перед ним на колени, он отшвырнул в сторону деревянные обломки и обхватил голову мужчины ладонями. Кровь, расползающаяся по полу, стала впитываться в его одежду. Его взгляд метнулся к Брюсу, на лезвии широкого меча которого все еще красовалось красное пятно.

— Ублюдок, — выдохнул он, поднимаясь на ноги. — Грязный ублюдок!

Граф опасно прищурился.

— Убейте этого щенка, — распорядился он, делая знак двум своим вассалам, рыцарям из Каррика.

Те шагнули вперед, но голос лорда Аннандейла заставил их замереть на месте.

— Я сказал — все кончено. Солдаты гарнизона могут идти на все четыре стороны.

Рыцари растерянно переводили взгляды с графа на лорда, медленно опуская оружие.

— Ты можешь идти, — обратился лорд Аннандейл к юноше, не обращая внимания на ярость, написанную на лице сына. — Тебе не причинят вреда.

— Я не уйду без своего отца, — заявил молодой человек сквозь стиснутые зубы. — Он был управляющим сэра Джона Баллиола. Он заслуживает того, чтобы его похоронили, как полагается.

После недолгой паузы лорд кивнул двум своим людям:

— Помогите ему.

Унося с помощью двух рыцарей Аннандейла окровавленное тело своего отца, юноша прошел мимо графа Каррика.

— Проклятие Святого Малахии [21]навеки останется с тобой! — прошипел он.

Брюс презрительно хохотнул в ответ.

— Малахии? Прибереги свои угрозы для того, кто верит в них, — проскрежетал он, делая шаг вперед.

Старый лорд преградил ему путь.

— Оставь мальчишку в покое, — с нажимом проговорил он.

Но, глядя вслед молодому человеку, который вынес тело отца на тусклый утренний свет, лорд Аннандейл вдруг понял, что ему страшно.

6

— Прошу вас, его милость молится. Если вы подождете в приемной, я смогу…

Не обращая внимания на протесты монаха, Джон Комин распахнул двери церкви Святой Марии. Перед ним в сумеречную темноту, насыщенную благовониями, уходил неф. Когда глаза его привыкли к темноте, он заметил перед алтарем, освещенным свечами, коленопреклоненную фигуру. Комин шагнул вперед, но монах вновь заступил ему дорогу.

— Сэр, умоляю вас. Он просил, чтобы его не беспокоили.

— Для меня он сделает исключение, — отрезал Комин, направляясь к коленопреклоненной фигуре.

Когда Комин подошел вплотную, человек резко поднял голову. Гнев на его лице исчез, сменившись облегчением.

— Брат, — вскричал он, поднимаясь с колен и протягивая обе руки пришедшему. — Слава Богу, ты получил мое послание. — Он сделал знак монаху, нерешительно переминавшемуся с ноги на ногу, удалиться, после чего вновь обратил взор на Комина, оценивающе глядя на искусные доспехи, виднеющиеся из-под накидки и украшенные гербом Рыжих Коминов: три белых снопа пшеницы на красном поле. — Один твой вид способен внушить успокоение мятущемуся сердцу.

Встретив взволнованный взгляд Джона Баллиола, Комин ощутил острый укол презрения. Отделаться от этого ощущения было очень трудно, особенно когда он обнимал шурина в ответ. Но тут внимание Комина привлек алтарь, видимый через плечо Баллиола. Под статуей Девы Марии, окруженной рядом свечей, стояла шкатулка из слоновой кости. Завидев ее, Комин ощутил, как презрение его перешло в гнев. Галлоуэй, который перейдет под власть Баллиола после смерти его матери, наводнили враги, а этот человек стоит на коленях в уединенном монастыре, молясь перед сердцем своего отца. Если бы сам Комин взялся внимательно рассматривать свое генеалогическое древо, то, скользя по латинским ветвям, тоже дошел бы до самого представителя королевского дома Канмора, пусть и не напрямую, как Баллиол. Сколь изменчива может оказаться такая вещь, как кровь; как произвольно выбирает она тех, кому суждено вознестись на вершину власти. Он постарался отогнать от себя эту мысль. Рыжим Коминам всегда было хорошо и возле трона. Король — это всего лишь инструмент, как говорил его отец. А они были музыкантами.

Баллиол поймал взгляд зятя и тоже посмотрел на шкатулку. Он торжественно кивнул, по ошибке принимая сумрачное выражение лица Комина за сочувствие.

— Его сердце было первым, что моя мать взяла с собой, когда мы уезжали из Бьюитла. Она до сих пор каждый вечер ставит для него прибор к ужину. — Подняв руки и словно обнимая огромные колонны, образующие арки по обе стороны нефа, Баллиол развернулся на месте. — Невероятно, на что оказывается способна любовь, не так ли? Моя мать выстроила это аббатство в память о моем отце. Я советовал ей похоронить его сердце здесь, после того как был закончен этот священный алтарь, но она отказалась расставаться со шкатулкой до своей кончины, распорядившись, чтобы ее положили в могилу вместе с нею. Я восхищаюсь силой ее духа, этой женщиной, которая, несмотря на закат ее жизни, сумела создать такую красоту. — Отсутствующий взгляд Баллиола вдруг уперся в Комина и обрел резкость. — Как ты думаешь, они способны уничтожить все это?