Мгновенная смерть - Альваро Энриге Страница 17

Хуана Кортес не захотела присутствовать на бракосочетании Каталины с герцогом Осуной: ей не понравилось, что среди гостей значился король. Дочери она подарила нефритовое ожерелье, украшенное латинскими буквами, которое конкистадор преподнес — тоже в качестве свадебного подарка — ее матери. Ожерелье утрачено, как и большинство предметов, имеющих отношение к Кортесу.

За день до начала празднеств она позвала к себе герцога Осуну и объявила, что по ее смерти оружие конкистадора перейдет к нему, потому что у всех Мартинов Кортесов хватало ума не возвращаться в Испанию. Затем, приняв несколько безумный вид, протянула руку. На мгновение ее ладонь превратилась в гнездо всех прошедших и грядущих бед необъятной Америки: в ней лежал тускло-черный воробушек, а внутри него смутно различался какой-то образ, стершийся от долгой носки. «Это скапулярий Кортеса, — сказала Хуана, — я дарю его тебе». Герцог с трепетом принял подарок в руки. Не то чтобы он свято верил россказням про великого дедушку его суженой — но понимал, что ему вручают нечто большее, чем украшение. «Он сделан из волос убитого императора Куаутемока; да защитит он тебя вовеки! Мой отец никогда его не снимал и умер от старости, а ведь сколько людей положил». Осуна держал скапулярий со смешанным чувством отвращения и страха. «Надень», — велела старуха.

Только это герцог и рассказывал про долгий вечер, который провел взаперти наедине с Хуаной Кортес накануне свадьбы. Из беседки он вышел другим человеком — более мрачным, но словно бы освободившимся от бремени. Его научили, что не следует печься о судьбе, ибо судьбу не победить, а человеку вечно чего-то не хватает.

Позже вечером он снял скапулярий и показал Каталине. Они прощались после ужина с родичами, прибывшими во дворец Аделантадос на свадьбу. Каталина удивилась. «Странно, что она тебе его отдала». Герцог пожал плечами. «По мне, так он жуткий», — сказал он. В руке лежал черный прямоугольничек, затканный тонюсенькими, но очень крепкими нитями. В центре — неопознаваемая фигурка. «Кто это?» — спросил герцог у невесты. «Одна эстремадурская Богородица, Святая Дева Гваделупская ^[58]; это индейцы делали — если поднести к свечке, образок засияет». Осуна подошел к канделябру, но ничего не увидел. Стал поворачивать скапулярий, и вдруг косой луч будто воспламенил его: он сразу узнал женскую фигуру в синем плаще, в окружении звезд. Радужное свечение было таким ярким, что, казалось, она двигается. От испуга герцог едва не выронил скапулярий. «Он не жжется?» — «Дурак ты, что ли? — ответила будущая супруга. Взяла скапулярий и опять уловила в него свет. — Это потому, что образ сделан из перьев». — «Из перьев?» — «Ну да, из птичьих перьев. Они много чего из них делали, чтоб сверкало».

Герцог надел скапулярий обратно. Ему нужно было отдохнуть и выспаться перед завтрашним пиром. Поклонился. Напоследок Каталина захотела узнать, о чем они толковали с матерью. «О твоем деде, о бесконечном саде, о Куэрналаваке». — «Куэрнаваке, — поправила будущая герцогиня. — Я тебя провожу». Под руку спустились по лестнице. У самых дверей, расставаясь с невестой перед свадьбой, Осуна с искренним любопытством и некоторой тревогой спросил: «А ты сама-то знаешь, что значит „обратать“?»