Вожди и заговорщики - Александр Шубин Страница 16

Против Троцкого было настроено большинство большевистской бюрократии, опасавшейся его стремления «обновить» кадры и ограничить власть «назначенцев» с помощью выборов руководителей «некомпетентной массой». Зато лозунги Троцкого пользовались популярностью среди коммунистической интеллигенции, студентов, военных, некоторой части беднейших слоев населения, которая успела вникнуть в ход дискуссии. Конечно, это социальное разделение не было жестким. Троцкого поддерживала часть спецов, увлеченная его демократической риторикой и поддержкой планирования хозяйства. Против Троцкого выступали и молодые коммунистические кадры, и военные. Многое определялось и личными взглядами человека, его склонностью к спорам (у многих сам факт дискуссии, отвлекавшей от работы, вызывал раздражение), лояльностью к власти, карьеризмом, прошлым: с кем вместе служили во время гражданской войны, кто кого обидел, а кого продвинул на высокий пост.

«„Новый курс“ Троцкого развязал языки в коммунистических ячейках вузов (высших учебных заведений), и критика направилась прежде всего на обличение „нэповского перерождения“ высших партийных руководителей, — вспоминал Н. Валентинов. — Критика аппарата пошла в вузах гораздо далее, чем того хотел Троцкий. Можно было услышать речи на тему, что у нас нет ни малейшей свободы печати, что газету „Правда“ лучше назвать „Кривдой“, что в СССР царит не диктатура пролетариата, а диктатура над пролетариатом. Резкая критика аппарата велась не только в ячейках вузов, а в ячейках охраняющего режим Народного комиссариата внутренних дел, в ячейках военной академии, штаба Московского военного округа, управления военных сообщений, авто — броневой дивизии, эскадрона танков, бронепоезда и так далее, т. е. в области, подведомственной Троцкому в качестве председателя Военного Совета Республики. Это следование военных ячеек за Троцким особенно пугало или было неприятно Политбюро» ^[90]. Члены ЦК партии выезжали на заводы, в учебные заведения и воинские части. И впервые с 1921 г. говорили вразнобой.

Встречи с партийными лидерами были в то время обычным делом. Партийный актив, интересующийся происходящим, собирался послушать, какова нынче «линия партии». Коммунисты задавали своим руководителям вопросы, посылали записки, иногда язвительные и сердитые. От умения быстро и остроумно ответить зависел не только авторитет лидера, но и авторитет партийной линии. От слов вождей зависело, как коммунисты будут отстаивать их позицию в рабочих массах. Конечно, теперь, когда у ВКП(б) не было конкурентов в лице эсеров и меньшевиков, контролировать сознание рабочих масс было легче. Но вот партийная линия вдруг стала «двоиться». Это было интересно для массы рядовых коммунистов и в то же время опасно — спор мог выплеснуться за пределы партийной аудитории, и тогда коммунистов стали бы «судить» народные массы. А их пускать в политику было нельзя, они были «мелкобуржуазными» или «пропитанными мелкобуржуазным влиянием» (так говорилось о рабочих, не состоявших в партии) — то есть могли поддержать не одну из большевистских фракций, а кого — то третьего. Это было недопустимо для РКП(б), свою монополию на власть она выиграла как приз в кровопролитной гражданской войне, только себя коммунисты (включая почти всех оппозиционеров) считали способными привести страну к социализму. Что бы ни говорил Троцкий, он нарушал единство, создавал щелочку, в которую могли проникнуть народные массы: «внепартийная демократия постучала к нам, к партии в двери, покуда еще коммунистическим пальцем» ^[91], — комментировал выступление Троцкого Каменев.

Поэтому на собраниях, в которых участвовали не только коммунисты, последние держались заедино. И только между собой пока спорили. Споры эти напоминали митинги времен революции, на которых коммунистическая масса была воспитана. Вожди блистали речами, а рядовые члены бросали реплики, на которые выступающие более или менее остроумно отвечали. Часто слушали не то, что говорит оратор, а как он говорит. И еще было важно «кто» говорит. Ленин приковывал внимание как вождь революции, Троцкий — как вождь Красной Армии, но в отсутствие известных людей из центра первую скрипку играл секретарь партячейки. Лидеры оппозиции, многие из которых были блестящими ораторами, не могли объехать все партячейки и победить на всех ораторских состязаниях, а местное начальство получало директивы из секретариата ЦК, то есть от Сталина. В провинции это был практически единственный источник информации о происходящем. Понятно, что оппозиция не имела там шансов на успех. При этом оппозиционерам запрещалось пользоваться официальными каналами для распространения своих взглядов. Работа Л. Серебрякова (кстати, бывшего секретаря ЦК) по координации выступлений оппозиционеров была заклеймлена как фракционная — в партии только органы ЦК могли что — то координировать. А они координировали борьбу с оппозицией. Перевес в «административном ресурсе» помог «триумвирату» Зиновьева, Каменева и Сталина победить больного Троцкого и его сторонников. В Москве оппозиция получила поддержку около трети коммунистов, несмотря на отсутствие возможностей развернуть широкую агитацию в провинции оппозиционеров поддержала значительная часть коммунистов в Рязани, Пензе, Калуге, Челябинске, Симбирске, Юзовке, Иваново — Вознесенске. Но каждый раз партийное большинство оставалось за большинством Политбюро, и на партийную конференцию были избраны считанные оппозиционеры.

Однако накануне партконференции, которая должна была подвести итоги дискуссии, уже достаточно ясные, в борьбу вмешалась «третья сила». 27 декабря 1923 г. начальник Политуправления РККА, то есть представитель партии в армии В. Антонов — Овсеенко, направил в ЦК разгневанное письмо, в котором говорил о тех большевиках, которые пока молча наблюдают межфракционные склоки, но «их голос когда — нибудь призовет к прядку зарвавшихся „вождей“ так, что они его услышат, несмотря на свою крайнюю фракционную глухоту» ^[92]. Кто эти «молчаливые большевики»? С. Т. Минаков считает, что Антонов — Овсеенко имеет в виду «красноармейские шинели» ^[93].

Поводом для письма главного военного комиссара накануне конференции стал арест его офицера, позволившего себе поспорить с Зиновьевым. Но это была «последняя капля». Антонов — Овсеенко считал, что именно армия может стать гарантом единства партии при сохранении в ней множественности мнений. Спорьте, но не уничтожайте друг друга. Начальник ПУРа разослал циркуляр, в котором объявил о сборе конференции парторганизаций военных училищ в феврале (то есть после конференции всей партии, решения которой, таким образом, не признавались окончательными) и приступил к консультациям с партийными лидерами. Антитроцкистская фракция была серьезно обеспокоена возможным вмешательством армии во внутрипартийную борьбу, тем более, что Троцкого поддержали парторганизации многих частей Московского гарнизона и военными училищами. По столице носились слухи о возможности военного переворота, который могут совершить троцкисты.