История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I - Фредерик Коплстон Страница 16

Гераклит, в своей теории панта реи, делал упор на Становление. Как мы уже видели, он не считал, что в Бытии отсутствует Становление, утверждая, что процесс становления существует, но того, что становится, нет. Он верил в существование Единого – Огня, но утверждал, что для него необходимы и изменение, становление и напряжение. Парменид, со своей стороны, исключил Становление из Бытия, заявив, что изменение и движение – иллюзия. Наш чувственный опыт говорит, что изменение существует, но истину следует искать не в чувствах, а в разуме и мысли. Таким образом, мы имеем две тенденции, воплощенные в системах этих двух философов, – тенденцию акцентировать Становление и тенденцию акцентировать Бытие. Платон попытался их синтезировать, взяв из обеих то, что истинно в обеих. Он принял идею Парменида о различии между мыслью и чувством и заявил, что чувственные объекты, то есть объекты чувственного восприятия, не есть объекты истинного знания, ибо они не обладают необходимой устойчивостью, будучи подвержены изменению, как утверждал Гераклит. Объекты истинного знания устойчивы и вечны, как Бытие Парменида, но они не материальны, как Бытие Парменида. Наоборот, они представляют собой идеальные, нематериальные Формы, соподчиненные по иерархическому принципу и достигающие высшего выражения в форме Блага.

Этот синтез был продолжен Аристотелем. Бытие, в смысле предельной нематериальной Реальности или Бога, – это неизменная Мысль–субстанция (что касается материальных вещей, то Аристотель согласен с Гераклитом, что они подвержены изменению, и отвергает позицию Парменида; но Аристотель лучше, чем Гераклит, объясняет относительную стабильность вещей, сделав Формы или Идеи Платона конкретными, формальными принципами, которым подчинены все объекты этого мира. Более того, Аристотель решил дилемму Парменида, введя понятие потенциальности. Он указывает, что утверждение о том, что объект является X, но потенциально может стать Y, не содержит никакого противоречия. Сейчас это X, но в будущем станет Y благодаря своим потенциальным возможностям, которые, хотя еще и не проявились, но, тем не менее, существуют. Бытие, таким образом, возникает не из не–бытия, и не из бытия в состоянии actu^[9], но из бытия в состоянии potentia^[10]. О второй части поэмы Парменида, носящей название «Путь веры», говорить нет смысла, зато необходимо сказать несколько слов о Мелиссе, дополнившем идеи своего учителя, Парменида. Парменид утверждал, что Бытие, Единое имеет пространственные границы, однако Мелисс, самосский ученик Парменида, думал по–другому. Если Бытие конечно, тогда за его пределами должно находиться ничто; Бытие ограничено этим ничто. Но если Бытие ограничено этим ничто, то фактически оно ничем не ограничено – значит, оно бесконечно. Бытие не может быть окружено пустотой, ибо пустота – это ничто. А ничто не может существовать.

Аристотель пишет, что Мелисс представлял себе Единое как материальное. В то же время Симплиций цитирует фрагмент, доказывающий, что Мелисс рассматривал Единое не как телесное, а как бестелесное. «Если бы оно существовало, оно должно бы быть единым, но если оно едино, то оно не может иметь тела, ибо если бы у него было тело, оно имело бы различные части и не было бы единым»⁶. Из этого объяснения видно, что Мелисс рассматривает гипотетический случай. Бернет, вслед за Целлером, подчеркивает, что этот фрагмент очень похож на аргумент Зенона, в котором тот утверждает, что если бы исходные единицы пифагорейцев существовали, то каждая из них должна была бы иметь части и уже не была бы единой. Поэтому мы можем предположить, что Мелисс в этом фрагменте тоже говорит о доктрине пифагорейцев, пытаясь доказать, что исходных единиц не существует, а вовсе не о Едином Парменида.