Боярыня Морозова - Кирилл Кожурин Страница 16

Царские свадьбы обыкновенно праздновались как можно более пышно, шумно и весело, чтобы всё на них пело, плясало, пило и веселилось. Так, на свадьбе царя Михаила Феодоровича весь день и ночью на царском дворе играли в сурны и трубы и били по накрам — керамическим литаврам. Однако Алексей Михайлович «на своей государевой радости накрам и трубам быти не изволил». Сделал он это под влиянием своего духовника. «Честный оный протопоп Стефан и молением и запрещением устрой не быти в оно брачное время смеху никаковому, ниже кощунам, ни бесовским играниям, ни песнем студним, ни сопельному, ни трубному козлогласованию». Хотя это «моление и запрещение» царского духовника шло вразрез с вековыми свадебными обычаями, царская свадьба совершилась «в тишине и страсе Божии, и в пениих и песнех духовных». Вместо «студных песней» на ней пели «строчные и демественные большие стихи, также и триодей драгия вещи», то есть различные церковные песнопения.

На свадебном пиру царь с царицей оставались недолго. Обычно после третьей смены блюд («как принесут еству третью, лебедя, и поставят на стол») они в сопровождении тысяцкого, дружек и постельничих отправлялись в опочивальню, куда им приносили на скатерти блюда с царского стола, включающие традиционную жареную курицу. Перед опочивальней посаженая мать, боярыня Авдотья Алексеевна Морозова, одетая в соболью шубу навыворот, осыпала молодых хмелем. «Оберегал сенник» ее супруг, спальник Глеб Иванович Морозов вместе с царским тестем Ильей Даниловичем Милославским. В опочивальне возвышалась громадная постель, увенчанная балдахином, сооружение которой проводилось по особым правилам. Сначала укладывались ржаные снопы, покрываемые коврами, затем перины, накрытые шелковой простыней, изголовье, подушки, пуховые и меховые одеяла, специальное покрывало. Постель получалась высокой, поэтому перед ней ставилась скамеечка. В ноги на постель дополнительно могли уложить царскую шубу.

После ухода царя и царицы свадебный пир продолжался под руководством тысяцкого, но на нем оставались только мужчины. Женщины с общего пира уходили вслед за молодыми, и для них накрывались отдельные столы в царицыных палатах.

«А как начнет царь с царицею опочивать, и в то время конюшей ездит около той полаты на коне, выня мечь наголо, и блиско к тому месту никто не приходит; и ездит конюшей во всю ночь до света. И испустя час боевой, отец и мать, и тысецкой, посылают к царю и царице спрашивати о здоровье. И как дружка приходя спрашивает о здоровье, и в то время царь отвещает, что в добром здоровье, будет доброе меж ими совершилось; а ежели не совершилось, и царь приказывает приходить в другой ряд, или и в третьие; и дружка потомуж приходит и спрашивает. И будет доброе меж ими учинилось, скажет царь, что в добром здоровье, и велит к себе быти всему свадебному чину и отцем и матерем, а протопоп не бывает; а когда доброго ничего не учинится, тогда все бояре и свадебной чин розъедутца в печали, не быв у царя» ^[74].

После всех положенных церемоний царь приказывал звать в сенник посаженых отца с матерью, тысяцкого, дружек, свах и ближних бояр. В сенях перед сенником бояре кормили царя, а в сеннике боярыни кормили молодую царицу На свадьбе царя Алексея Михайловича «в те поры подавано было к государю в сенник квас в серебряной дощатой братине, да с кормового дворца приказных еств: попорок лебедин под шафранным взваром, ряб окрашиван под лимоны, потрох гусиный; да государыни царице подавано приказных еств: гусь жаркий, порося жаркое, куря в калье с лимоны, куря в лапше, куря во щах богатых; да про государя и про государыню подаваны хлебевные ества: перепеча крупичатая в три лопатки недомерок, четь хлеба ситного, курник подсыпан яицы, пирог с бараниной, блюдо пирогов кислых с сыром, блюдо жаворонок, блюдо блинов тонких, блюдо пирогов с яицы, блюдо сырников, блюдо карасей с бараниной». После угощения молодых гости продолжали пир в Грановитой палате.

Свадебные торжества продолжались еще три дня и окончились, по благочестивой традиции, посещением молодыми московских монастырей, кормлением и раздачей милостыни чернецам, а также хождением по богадельням и тюрьмам с щедрой раздачей в них царской милостыни.

Царский брак оказался относительно удачным, хотя не всё в нем складывалось гладко. Мария Ильинична была примерной женой и матерью. Она прожила с Алексеем Михайловичем двадцать лет и родила ему 13 детей: пятерых сыновей и восемь дочерей. Но если девочки в царской семье рождались, как правило, крепкими и здоровыми, наследуя материнскую породу, то мальчики, наоборот, отличались болезненностью и долго не жили. «Он надеялся, что, посредством его наследников, верховная власть в Московском царстве будет непрерывно продолжаться в его потомстве, и таким образом это царство утвердится на многих опорах; кроме того, имел также виды, внушенные ему Польской республикой, дать когда-нибудь короля из своего Дома этой соседней стране, — писал А. Мейерберг. — Ему захотелось, чтобы эти надежды поддерживало многоплодие его брака: оттого-то и крушило его сильное горе, что, ожидая наследника мужского пола от своей жены, при многократной ее беременности, всё видел разрушение своих надежд, так как она всегда разрешалась младенцами женского пола. Он не шутя было объявил ей пострижение и изгнание в монастырь, по примеру получившей разводную от Василия Саломеи ^[75], как будто она в состоянии вылепить зародыш, зачатый в ее чреве, по своему желанию, точно хлебница в пекарне тесто в разные формы хлеба, если бы в восьмые роды не разрешилась мальчиком…» ^[76]

* * *

Через десять дней после царской свадьбы женился и боярин Борис Иванович Морозов. Сам будучи уже немолодым вдовцом (ему было 58 лет), царский «дядька» выбрал в супруги младшую сестру царицы — Анну Ильиничну Милославскую. Тем самым он сделался царским свояком. 27 января 1648 года он явился к государю челом ударить «на завтрея» своей свадьбы и был благословлен от царя образом и пожалован богатыми дарами. В числе прочего по случаю свадьбы Алексей Михайлович подарил своему любимцу роскошную карету. Салон экипажа был обит золотой парчой с подкладкой из дорогих сибирских соболей, а ободья колес и прочие внешние украшения выполнены из чистого серебра.

Однако брак боярина Бориса Ивановича оказался несчастливым. «Анна, — пишет С. Коллинс, — была им не совсем довольна, потому что он был старый вдовец, а она здоровая молодая смуглянка; и вместо детей у них родилась ревность, которая произвела кожаную плеть в палец толщины. Это в России случается часто между вельможными супругами, когда их любовь безрассудна или водка слишком шумит в голове» ^[77].

Всё вышло как в популярной в XVII веке «Притче о старом муже»: «И рече старый муж ко девице: «Пойди за меня, девица: носить тебе у меня есть что, слуг и рабынь много, и коней и партищ дорогоценных много, есть тебе у меня в чем ходити, пити, и ясти, и веселитися… А в дому моем над рабы государенюю будеши, и станет, моя миленкая, на многоценных коврах сидеть, пити, и ясти, и веселитися со мною неизреченна многоразличные ествы. Не дам тебе, миленкая, у печи от огня рукам твоим упечися и ногам твоим о камень разбитися. Сядет, моя миленкая, в каменной полате, и начну тебя, миленкая, согревати в теплой бане, по вся дни, украшу тебя, миленкая, аки цвет в чистом поле, и аки паву, птицу прекрасную, аки Волгу реку при дубраве, и упокою тя во всем наряде. И сотворю тебе пир великий и на пиру велю всякую потеху играти гуселником и трубником и пляску, и начнут тебя тешить и начнет, моя миленкая, всем моем имением владети. Не дам тебе, миленкая, оскорбети твоему по вся дни животу твоему». И рече девица ко старому своему мужу: «О, безумный и несмысленный старый старик, матерой материк! Коли меня, прекрасную девицу, поймет за себя, храбрость твоя укротитца, и образ твой померкнет, и седины твои пожелтеют, тело твое почернеет, и кости твои иссохнут, и уды твои ослабеють, и плоть твоя обленитца, и не угоден будеши младости моей и всему моему животу не утеха будеши. Ум твой от тебя отидет, и учнеш ходити, аки лихая понурая свинья, на добро и на любов не помыслит, и уды твои ослабеют, и плодскому моему естеству не утеха будеши; тогда аз, девица, от распадения, впаду в преступление со младым отроком, с мол отцом хорошим, а не с тобою, старым мужем, с вонючею душею, с понурою свиньею… Аще ли одолееши отца мое во и матерь мою многоценными дарами, и отец мой и мати моя выдадут меня за тебя по неволи, и яз стану ходить не по твоем докладу, и слова твоего не послушаю и повеления твоего не сотворю. Аще велиши зделати кисло, аз зделаю пресно, а мякова тебе у меня хлеба не видать, всегда тебе сухая крома глодать, з закалом, зубам твоим пагуба, скорыньям твоим пагоба ж и кончина, а телу сухота, а самому тебе, старому смерду, изчезновение, а младому отроку моему, молотцу хорошему и советнику, мяхкия крупичетые колачики здобныя пироги, и различныя овощи, да сахар на блюде, да вино в купце, в золотом венце, да сверх тово ему мяхкая хорошая лебединая перина, да чижевое зголовье, да соболиное одеяло, а тебе у меня, старому смерду, спать на полу или на кутнике на голых досках с собаками, а в головы тебе из-под жернов дресваной камень…»» ^[78].