Александр Великий. Смерть бога - Пол Догерти Страница 16

Тем не менее Александр сам сознавал, что был суеверным. Следует отметить: если суеверия или религиозные убеждения шли вразрез с его амбициями, то побеждали амбиции. Обращение с Батсом показало, что суеверия Александра никак не затрагивали вопроса о ценности человеческой жизни. Не помешали они ему и сжечь Фивы, а ведь этот город был посвящен богу Дионису. В 333 году до н. э. Александр столкнулся с подобной проблемой – с Гордиевым узлом, и было это за год до его завоевания Тира и Газы. В городе Гордион имелась легендарная колесница, посвященная Зевсу. Говорят, когда-то она принадлежала мифическому Мидасу, и ярмо колесницы утолщенной виноградной лозой было привязано к дышлу сложным узлом без видимых концов. Развязать его было невозможно, однако существовало пророчество, согласно которому человек, развязавший узел, будет править Азией. Александр посчитал, что ему брошен вызов. Существует множество версий относительно последовательности его действий, однако, намучившись, он не пожелал связывать себя религиозными условностями. Рассмотрев узел, он понял, что ему его не развязать, а потому он вынул меч. Узел был разрублен, и проблема решена.

Под влиянием амбиций Александр становился другим человеком. Квинт Курций описывает, как в Индии Александру не терпелось взять сопротивлявшийся ему город. «Царь уже готовил штурм, когда прорицатель стал убеждать его не делать этого или хотя бы отложить осаду, ибо его жизни угрожает опасность. Царь, распалившись, ответил:

– Если кто-нибудь так прервет тебя, когда ты погружен в свое искусство и изучаешь внутренности жертвы, я уверен, это может показаться тебе неприятным и тягостным.

Прорицатель поспешно согласился. Царь продолжил:

– Как ты думаешь, может ли кто-нибудь больше помешать человеку, занятому великими заботами, а не рассмотрением внутренностей, чем суеверный жрец?»

Так Александр лавировал между мистическим суеверием и откровенным цинизмом. То же самое произошло в Вавилоне в 323 году до н. э., когда он советовался с авгурами. Александр не мог решить, какую позицию ему избрать. Он знал, что стоит ему однажды принять во внимание предзнаменования, и все воспримут это как слабость: с этого момента каждый, кто хорошо знает Александра, будет пугать его неминуемой катастрофой. Зато предзнаменования полезны для объяснения свершившихся событий намерениями богов и хитросплетениями судьбы.

Предвестия грядущей смерти Александра появлялись уже во время ужасной индийской кампании. По словам Плутарха, Александра встревожили сообщения о том, что «овца принесла ягненка, у которого на голове был нарост, формой и цветом напоминающий тиару, а по обеим сторонам нароста – по паре яичек. У Александра это знамение вызвало такое отвращение, что он пожелал проконсультироваться с халдеями. После продолжительной дискуссии царь сказал друзьям, что беспокоится он не о себе, а о них, что он страшится, как бы божественный случай после его смерти не вручил верховную власть человеку незнатному и бессильному». Удивительно, что Александр мог думать о том, что произойдет после его смерти. Можно счесть такое его заявление первым признаком того, что ему было известно о нарастающем недовольстве среди его командиров, поэтому он и озвучил собственное завуалированное предостережение о том, что может случиться, когда его не станет. Впоследствии оказалось, что такое предупреждение не остановило тех, кто готовил покушение на жизнь Александра.

Во время индийской кампании к свите Александра присоединился брахман Калан. Он оставался с македонцами во время их отхода из Индии. В 324 г. до н. э., за год до смерти Александра, Калан заболел в Персии. Ему было семьдесят три года, и он объявил, что кремацию предпочитает постепенному разложению тела. Александр протестовал, но Калан настоял на своем. Птолемею было приказано зажечь погребальный костер. Калан спокойно приблизился к нему, принес жертвоприношение и предложил македонцам порадоваться за него. По словам Страбона, Калан «обнялся со всеми друзьями царя, а с Александром прощаться отказался: сказал, что встретится с ним в Вавилоне, и улегся в костер. Александр забеспокоился, но затем избавился от суеверных страхов, принеся богам щедрое жертвоприношение». Короткое время спустя большой друг Александра Гефестион умер в Экбатане, причем симптомы его заболевания были такими же, как впоследствии и у самого царя. Александр страшно горевал и, согласно Диодору, приказал: