Белоэмигранты между звездой и свастикой - Олег Гончаренко Страница 16

После парижский гастролей, путь Скоблиных лежал в Америку, где в Нью-Йорке Плевицкая неожиданно согласилась петь на благотворительном концерте, устроенном в помощь советским беспризорникам. Вернувшись осенью 1925 года в Париж из Америки, Надежда Васильевна Плевицкая была приглашена на вечер галлиполийцев, проходивший под покровительством великой княгини Анастасии Николаевны, супруги великого князя Николая Николаевича, где блистала в созвездии знаменитостей — балерины Преображенской, актеров Ивана Мозжухина и квартета Кедровых. А в конце 1925 года чета Скоблиных снова понеслась за океан, как будто бы генерала и не ждали его насущные дела и брошенные на произвол судьбы корниловцы.

В Америке многие эмигранты удивились, прочитав анонс в пробольшевистской газете «Русский Голос», приглашавший всех сочувствующих большевикам посетить концерт «рабоче-крестьянской певицы». В ответ на изумленные реплики представителей русской эмиграции, Надежда Плевицкая сообщила во всеуслышание, что она артистка и поет для всех, оставаясь при этом вне политики. Отчасти, это было правдой, но главным мотивом мнимого безразличия к политическим вопросам были, конечно же, те гонорары, которые певица получала за свои выступления. Впрочем, и для многих непредвзято относящихся к Плевицкой современников показалось странным, что жена белого генерала, состоящего на действительной службе в Русской армии, выступает в Америке перед «красной аудиторией».

9 февраля 1927 года, с разрешения великого князя Николая Николаевича, барон Врангель, разгневанный слухами о выступлениях Плевицкой перед большевистской аудиторией и постоянным нарушением дисциплины самим Скоблиным, разъезжавшим с супругой по ее гастролям и редко показывающимся на месте своей службы в Болгарии, издал приказ, освобождающий генерала от командования корниловцами. Скоблин был рад и несчастлив одновременно. С одной стороны, для живущего на доходы жены генерала, потеря не столь хлебного места была не в тягость, однако, после совета с верным другом Марком Эйтингоном, Скоблин решил добиваться восстановления своего status quo в РОВ-Се. Идея состояла в том, чтобы, апеллировав к чувству солидарности другого бывшего командира корниловцев — А.П. Кутепова, повлиять на барона Врангеля отменить этот приказ.

«В отличие от остальных генералов РОВС, Скоблин никогда и нигде не работал. Стал он тенью своей властной и смекалистой жены, на девять лет его старшей. Муж по положению, был он чем-то вроде ее секретаря. Исполнял все ее капризы и требования, слушался ее как сурового, не терпящего возражений старшего начальника. Иной раз Плевицкая прикидывалась, будто глава в доме не она, а Скоблин. Но знавшие о его подчиненном положении, парижские остряки провали Скоблина генералом Плевицким»68. Иногда сторонним наблюдателям и товарищам по корниловскому полку казалось, что Скоблин тяготился своим зависимым положением, мечтая о самостоятельном заработке и хотя бы некоторой независимости. Эти мечтания всегда находили отклик у Эйтингона, продолжавшего оказывать мелкие услуги Скоблину, не требуя пока взамен от генерала ровным счетом ничего.

В их разговорах Эйтингон соглашался, что положение мужчины обязывает к определенной финансовой независимости, и убеждал генерала подождать до времени, пока не подвернется удобный случай для легкого заработка в Париже. А с Балкан тем временем продолжался отток чинов Русской армии, постепенно оставивший к 1927 году лишь одну треть от всех тех, кто прибыл туда из Галлиполи и Лемноса. Штаб врангелевских войск все еще находился в сербском городке Сремски Карловцы, однако под влиянием обстоятельств и по прошествии времени практические задачи, связанные с руководством войсками подменились в нем организацией экстренной помощи русским военным эмигрантам и их семьям, попавшим в затруднительное положение за границей. Многие боевые офицеры были предоставлены сами себе, и в обустройстве дальнейшей жизни им предоставлялось действовать на свое усмотрение.

Часть русского офицерства, не нашедших себе применения на гражданской работе и все еще ожидавшая схватки с большевиками в открытом бою, была воодушевлена событиями, развивавшимся в соседней с королевством СХС Албании. Решимостью албанского короля Зогу I начать вооруженную борьбу против католического епископа Фаноли, придерживавшегося коммунистической ориентации, нашла живой отклик у офицеров-монархистов. Эта часть офицерства и составила так называемый Русский отряд полковника Миклашевского. Отряд, как ударная единица, обладал в отличие от прочих соединений своей пулеметной командой и артиллерийской батареей, и стал известен своим беспрецедентным походом на Тирану. Поход проходил в тесном боевом содружестве с другими отрядами албанцев-добровольцев и продлился с 10 по 26 декабря 1926 года.

Епископ Фаноли оказался активным сторонником идей большевизма, направив все свои усилия на помощь в установлении нового политического порядка в Албании. В Тиране в то время развила активную деятельность советская миссия под руководством Краковецкого. Из Москвы он получал инструкции и указания «по разжиганию пламени перманентной революции» с учетом болгарского опыта на всей территории Албании. Руководство военным походом взял на себя сам король, он же ставил задачи своим отрядам. Наступление назначалось на 17 декабря 1924 года. Рота албанских пограничников, увидевшая приближавшиеся отряды, вместе со своим командиром сдалась «войскам его величества», выразив верноподданнические чувства. В 8 утра следующего дня наступление королевских войск продолжилось. Противник открыл сильный ружейный огонь и проявил немало упорства в отстаивании каждого участка обороняемой местности. Цепи Русского отряда стремительным натиском обращали оборонявшихся сторонников коммунистической власти в бегство, и «монархические» отряды, продвигаясь, занимали один рубеж за другим. Отдельные попытки контрнаступления, осуществленные прокоммунистическими войсками, были остановлены губительным пулеметным огнем Русского отряда. Наступление развивалось по всему фронту успешно и довольно энергично. Ближе к вечеру отряды противника начали сдаваться в плен. Отряды добровольцев-монархистов входили в городок Пешкопею. Там из тюрем были выпущены все противники режима епископа Фаноли. Уже в городе, Русский отряд выдвинулся к старой крепости, конвоируя туда всех пленных, а также перевозя туда захваченное трофейное оружие, вошел в нее и выставил вокруг сторожевое охранение. На утро следующего дня в Пешкопею прибыл со свитой король Зогу I. Начальник Русского отряда вышел к Его Величеству с рапортом. Король поздоровался с чинами отряда и объехал фронт выстроенных подразделений Русского отряда, провожаемый криками «ура!». В этот же день продолжилось наступление на столицу албанского королевства. За два дня похода отряды добровольцев и Русский отряд не встретил серьезного сопротивления противника. Прокоммунистические части продолжали отход, стараясь не ввязываться в прямые столкновения. 20 декабря 1924 года Его Величество приказал Русскому отряду во главе основных сил усилить марш и атаковать противника на тиранском направлении. 21 декабря противник начал оказывать некоторое сопротивление, но не смог остановить движение добровольцев. Видя бесполезность сопротивления, прокоммунистические отряды начали сдаваться. Передовыми группами Русского отряда было взято в плен 150 пехотинцев противника под командованием 2 офицеров. Утром 21 декабря отряд форсировал речку Черный Дрин и занял деревню Селисте, где остановился на ночлег. Туда же прибыл и албанский король, где заночевал под охраной русских штыков. В течение 22–23 декабря 1924 Русские отряд продолжил движение в направлении Тираны, оставив позади деревни Бургарет и Серуйе и подойдя к горному перевалу Гафа-Муризес. На горном перевале коммунистические отряды сосредоточили артиллерию и пулеметы в надежде остановить добровольцев-монархистов, действовавших против них под прикрытием естественных природных преград. Разгорелся жестокий бой, во время которого группа албанских добровольцев обошла противника, поднявшись по казавшимся неприступными скалам, и, выйдя ему во фланг, атаковала позиции неприятеля. Оборонявшиеся не выдержали натиска наступавших и бежали, оставив батареи и пулеметные гнезда с пулеметами и боеприпасами. Сбитый с перевала Гафа-Муризес, противник уже не оказывал иного сопротивления, лишь отступая или сдаваясь в плен при первой удобной возможности. Извещенные от крахе своего войска, правительство Фаноли и часть его сторонников из регентского совета Албании срочно бежали в Италию. 24 декабря 1924 года передовые колоны Русского отряда вступали в Тирану. Его Величество со свитой и личной охраной прибыл через перевал Скали Гунисет, радостно встречаемый народом. В течение следующего дня население Албании повсеместно признало монархическую власть, и албанский король вернул себе утраченную корону. «Неотложные государственные дела не позволили Его Величеству выйти и лично поблагодарить чинов отряда за их боевую работу, но Его Величество поручил это полковнику Цена-бею Криузиу, который и передал милостивые слова Его Величества».69 За околицей Тираны Русский отряд проводили под звуки военного оркестра. Офицеры отряда, мужественно расчищавшие дорогу албанскому королю в его столицу не получили правительственных наград этой небольшой горной страны. Их усилия не были отмечены ни обращением к ним монарха, ни каким бы то ни было иным способом. Им предстояло снова возвращаться туда, откуда они прибыли две недели назад, в Сербию или Болгарию, снова заниматься поисками работы и возможностью хоть как-нибудь трудоустроить себя. Причину подобной неблагодарности албанского монарха можно искать в отсутствии средств у бедной страны для поощрения усилий основной военной силы, вернувшей ей привычный образ правления, отсутствием налаженной управленческой структуры, которая могла бы взять на себя хлопоты по поощрению или награждению чинов Русского отряда и многом другом.