Белые раджи - Габриэль Витткоп Страница 16

— Пайюнг кунинг! Желтый зонт! - восклицал Инчи Субу, размахивая над Джеймсом Бруком царской регалией. Просачивавшееся сквозь шелк тропическое солнце окутывало раджу светло-золотистым сиянием - вроде того, что пронизывает короткие саравакские сумерки. За два года Инчи Субу довелось вонзить в грудь клинок лишь трем жертвам, и, дабы недостаток работы его не деморализовал, к обязанностям палача были добавлены обязанности глашатая и носильщика зонта.

— Пайюнг кунинг! Желтый зонт!

Затем с усеянного толпой и убранного хоругвями берега прозвучали почетные залпы и удары гонгов. По реке скользила праху Белого раджи, дебаркадеры были устланы узорчатыми тканями, усыпаны цветами и окрашенным рисом, слуги махали пальмовыми ветвями, а золотая парча сулила радже долгожданный отдых.

Порой в нищих деревнях, на топком берегу Джеймса встречал вождь с фруктами и яйцами в корзине. В неподвижном воздухе безвольно развевался флаг, и усилиями двадцати гребцов праху прокладывала путь между стенами смыкавшейся сводом над Желтым зонтом растительности.

Джеймс приспособил для нового раджа герб рода Бруков, снабдив его их девизом Dum spiro spero и поместив барсука на красно-черный щит с четырьмя золотыми углами, окаймленными зубчиками, и короной в виде сердечка. Ну а для боевого штандарта лучше всего подходило уже развевавшееся в Синиаване знамя святого Георгия.

Спокойствие первых лет раджа нарушали беспрестанные сражения. Против нового режима восставали сарибасцы, скрангцы и серамбаусцы, носившие ожерелья из человеческих зубов и умевшие перебрасывать через пропасти мосты из лиан. Подстрекаемые несколькими шарифами, поклявшимися уничтожить европейскую общину, речные пираты собирали флоты у берегов и совершали набеги на мирное население. Хассим вновь умолял находившегося тогда в Сингапуре раджу о помощи. Джеймс заменил «Свифт» хорошей шхуной «Джулия» - «славной девицей», по выражению Эллиотта: она каждый месяц доставляла оловянную руду и обеспечивала почтовое сообщение. Британская эскадра стояла в Пенанге, Джеймс пригласил достопочтенного Генри Кеппела, который командовал «Дидоной» и вскоре стал адмиралом. Благодаря совместной борьбе с пиратством обоих мужчин связала искренняя дружба и взаимное восхищение.

В начале июня эскадра, состоявшая из «Дидоны», «Веселого Холостяка» - принадлежавшего радже баркаса местной постройки, - плоскодонки, двух катеров, командирской шлюпки и нескольких байдарок, взяла курс на устье Сарибаса. За ней следовала беспорядочная флотилия притесняемых пиратами coy, которые собирались отметить освобождение, прибегнув к полуварварской мести. Со своей стороны сарибасцы набрали флот из трехсот довольно хорошо вооруженных праху.

Уже несколько дней проливной дождь затапливал всю округу, покрывая джунгли черным лаком и превращая bluejackets в блестящих морских котиков.

— Попытаемся все же запустить осветительные ракеты, - сказал Кеппел, с которого текло, как из водосточной трубы. - Хотя бы попытаемся...

Первая ракета мгновенно, с негромким хлопком угасла. Вторая глухо прорычала, затем раздался треск разрываемого шелка, и ракета потухла на затопленном мосту. Наконец, третья, четвертая и еще несколько со свистом устремились сквозь дождевую завесу и пронзили небо красно-зелеными стрелами, что осыпались в реку градом искр, а одна вроде бы подожгла праху. «Веселый холостяк» разрядился картечью. Вражеский флот огласился воплями: пираты никогда не видели ничего подобного, никогда не вступали в схватку со столь бесстрашным врагом, располагающим таким грозным оружием. Раньше само появление пиратов сеяло страх, и вот все в одночасье изменилось. Теперь ужас внушал сам Белый Раджа - повелевающий огнем и дождем кудесник. Экипаж «Дидоны» преследовал пиратов до прибрежных логов - Падеха, Паку и Римбаса, которые пали одно за другим в течение трех дней. Несколько вождей сдались радже, но когда эскадра уже готовилась направиться в Кучинг, из ливня выплыла длинная праху со стариком на борту: кривые ноги с трудом поддерживали изуродованный грыжей живот. То был Линггир, один из самых страшных саримбасских вождей. Когда до лодки осталось меньше кабельтова, он окликнул матроса:

— Иди скажи Белому радже, что я не боюсь взлетающего огня. Еще скажи ему, что я чихал на него и уже приготовил корзину для его головы...

Старик стукнул по маленькому плетеному каркасу, подвешенному к поясу, а затем исчез, словно проглоченный завесой дождя призрак.

Хотя среди людей Кеппела были убитые, согласно местному поверью, они успели быстро превратиться в обезьян-носачей - резвящихся на ветках мангровых деревьев расонгов.

Новая резиденция, прочнее и удобнее первой, возвышалась на левом берегу - на вершине холма. Дом был окружен садом, где Джеймс выращивал арековые пальмы, хлопок, саго и декоративные растения на спускавшемся к реке склоне. Раджа любил устраивать обеды в украшенном туземным и европейским оружием большом зале, где обычно давал аудиенции. Сам он занимал сторону, к которой позднее пристроили крыло, предназначенное для Брука Джонсона и внушительной библиотеки. Там располагалось его жилище - место, где он чувствовал себя счастливым. Он много писал, изливал душу в пространных посланиях, высказывался на политические темы, рассуждал о больших заботах и банальных мелочах, покрывая высоким наклонным почерком страницу за страницей. Переписка его утешала. Друзья Темплер и Крукшенк, зять - преподобный отец Джонсон - и миссис Брук заботились о его реноме в Европе. Эмма передавала ему семейные новости и рассказывала о детях: Брук решил посвятить себя армии, а Чарльзу пошел пятнадцатый год, и он недавно поступил на Королевский флот, дабы служить под командованием дяди Уиллза Джонсона «on the China Station» [35]. Письма Эммы были длинными и обстоятельными.

«...Мы с Фрэнсисом ездили в Лондон уладить кое-какие дела. Темплер по-прежнему напоминает турецкого ичоглана [36]с бровями-ершиками. Но какой он верный друг! Знаешь, кого я видела на Лейдиз-Уок? Мисс Анджелу Бердетт-Кауттс. Она была такая же бледная и угрюмая, вся в черном, и восседала, точно олимпийская богиня, в коляске от Фэрри, запряженной в шахматном порядке четырьмя арабскими рысаками. Ставшая нынче баронессой мисс Букварь получила баснословное наследство от герцога Сент-Олбанского. Она живет то в лондонском дворце на Стрэттон-стрит, то в своем холли-лоджском имении - на вилле со сплошными террасами и зимними садами, построенной на хайгейтских холмах сэром Генри Вейном Темпестом. Она открывает религиозные учреждения в Северной Америке, за что получила прозвище «Мать Англиканской церкви». Но скажу тебе sub rosa, дорогой Джеймс, духовенство от ее вмешательства не в восторге. Словом, хоть она и Мать, руки ее беспрестанно добивается золотая молодежь (точнее, молодежь с облезшей позолотой), гарцующая между парком Сент-Джеймс и Пиккадилли...»