Царь Грозный - Наталья Павлищева Страница 16

Окончив молитву, Софья поднялась с колен, приветствовала игуменью. Та не знала, с чего начать осторожный разговор. Но на вопрос о мальчике Соломония сразу отрицательно покачала головой:

– Ни к чему ему Москва. Раньше хотела, чтобы стал великим князем, чтобы за меня, поруганную, отомстил, а теперь по-другому мыслю. Он еще мал, быстро изведут, там есть кому… А подрастет, сам решит, что делать. Войдет в силу, я ему расскажу, как доказать, что он княжий сын.

– Как? – не удержалась настоятельница.

Соломония чуть подумала, но все же усмехнулась:

– Знак есть на теле такой, как у покойного князя был.

Они еще долго разговаривали, никогда прежде старица Софья не беседовала о своей жизни, о поломанной судьбе, о сыне. Не утерпела настоятельница, задала еще один вопрос:

– Неужто ты не догадывалась, что князь задумал про тебя?

Соломония тяжело вздохнула:

– Господь ему судья! Видела я все, да верить не могла, что любимый муж вот так предать может. Ладно бы просто сказал, что другую взять хочет, я бы сама постриг приняла, думала об этом, чтоб его освободить. А тут… после стольких лет молений Господь наконец дитя дал, а он даже поинтересоваться не сподобился, все Шигоне поручил! Позорили всяко, мол, волхованием занималась. Брат мой тоже хорош, наговорил, чего и не было вовсе…

Сердце настоятельницы обливалось кровью, ради новой женитьбы князь отправил Соломонию в монастырь. Вот и живет маленький княжич простым дитем в женской обители. Тоже верно, пусть лучше без княжеской шапки, да живой, чем наследником, да травленный…

Снова помянули князя, помолились, прощая его грехи.

– Каково теперь будет? – горестно вздохнула настоятельница. – Кто на Москве править станет? Князь, слышно, при сынке своем малом бояр оставил.

Соломония вдруг резко ответила:

– Это не его сын!

– Откуда ты знаешь?! – ахнула настоятельница.

– Знаю. Не его.

– А чей, Телепнева думаешь? – осторожно поинтересовалась монахиня.

– Телепнева? Не-ет, куда ему! Захариха просто Еремея нашла.

– Кого?

– Да так, помнилось что-то. – Больше Соломония ничего рассказывать не стала. Пожалела и о том, что проговорилась.

Она не стала говорить матушке, что тот же человек, который сообщил о смерти великого князя, тайно привез с собой и троих москвичей. Соломонии показал грамотку от любимца княгининого Телепнева, в которой тот слезно просил укрыть всех троих от чужих глаз. Сначала не поверила, решила, что это ненавистная соперница старается, чтобы вызнать, где Георгия прячет, но только глянула на тех, кого привез, и все поняла. В Суздале никто великую княгиню Софью Фоминичну в глаза не видел, а Соломонии минуточки хватило, чтобы понять, кто перед ней, да и Василису, несмотря на пройденные годы, тоже узнала. Одно время жена княжеского конюха даже за цареградской царевной ходила, да потом исчезла куда-то. Говорили, мол, живет в Китай-городе, печет пироги и ими торгует. Неудивительно, если родишь сына от братца великой княгини, то добра на княжеском дворе не жди ни для него, ни для себя, особенно если сын вот так похож на саму Софью Палеолог, а муж-конюх вдруг исчез неведомо куда. У любимца Глинской не хватило духа уничтожить женщин и Еремея, потому и поспешил спрятать их в далеком Суздале.

Пока все трое живут на окраине Суздаля в доме одной из прислуживающих Соломонии женщин, но через несколько дней Еремей поселится в мужском монастыре, а женщины уйдут в вотчину Шуйских.

Соломония обещала никому ничего не рассказывать. Сердце старицы уже успокоилось, она не проклинала ни мужа, ни соперницу, пусть им, один уже в могиле, вторая вдова. Мальчику, ею рожденному, править не дадут, да и долго ли проживет?.. Для себя Соломония решила, что сбережет своего сыночка, чего бы это ни стоило.

Она не знала, что так и придется сделать. Елена не так глупа, чтобы, приказав уничтожить мамку и пирожницу с ее сыном, забыть о Соломонии и ее сыне.

Рано утром, до света, из ворот женской обители выехали два возка. Старались не шуметь, проснулся только старый сторож, что отпирал и запирал ворота, даже собаки не залаяли. Также тихо проехали улицами Суздаля и скрылись в предрассветном тумане. Кто поехал и куда? Это осталось загадкой. Только с той ночи опустели небольшие кельи старицы Софьи, видно, не вынесла бедная тяжести ударов судьбы, не смогла жить рядом с могилкой горячо любимого сыночка.

За день до того похоронили вдруг заболевшего маленького Георгия, которого Соломония родила уже в обители. С чего заболел, ведь был же крепеньким? Пошли слухи, что потравили те, кто из Москвы дурные вести принес. Может, и так, только мать слезы лить в обители не стала, схоронила бедолагу и отправилась подальше. Тоже верно, добрались до сыночка, доберутся и до нее. От нынешней ненавистной правительницы-разлучницы надо держаться подальше.

Так рассуждали монахини, а возок тем временем уносил сидевших в нем в далекий каргопольский скит, подальше от людских глаз, что злых, что добрых. Никто не должен знать, куда уехала старица Софья и кто с ней.

– Не высовывайся! Закрой полог! – строго скомандовала мать мальчику, любопытно высунувшему мордашку.

– Никого же нет, – раздосадованно протянул тот.

– Вот доедем до места, там и станешь глядеть вокруг, а пока сиди тихо!

Приказ матери раздосадовал маленького путника. И чего она боится? Вокруг почти темно, никого не видно, да и кто их может испугать? Чего боится такая смелая мать? Она то и дело заставляет возницу смотреть, нет ли за ними кого следом?

Вообще, вокруг творилось что-то непонятное. Его посадили под запор безо всякой на то вины, заставили говорить шепотом и никого не окликать. А в обители, где все так любили маленького мальчика, целый день стоял плач.

– Мама, что случилось?

Мать прижимала сына к груди и уговаривала:

– Молчи, только молчи пока! Я потом тебе все расскажу.

Когда это потом?

А еще мать молилась, точно была очень грешна, клала поклоны весь день и всю ночь, рыдала и умоляла Господа простить ее за что-то.

А потом они вдруг среди ночи тайно уехали, даже с сестрами монастырскими не простились. Одно мальчик понял уже хорошо – его почему-то прячут от всех, даже случайных встречных людей на дороге.

Всю дорогу они ночевали в самых малых и худых избах, стараясь выбирать глухие деревеньки и объезжать подальше места, где много людей. Когда добрались до места и сопровождавший их человек кивнул: «Вот ваш скит», стало совсем тоскливо.

Вокруг шумел под напором ветра темный лес. Вековые деревья качали только верхушками, стояли плотно, а потому были крепки у земли. Перед приехавшими высился тын, собранный из таких же огромных деревьев, небольшие воротца в нем вместе с этими в два обхвата стволов надежно защищали от любого непрошеного гостя. Ни поверх тына заглянуть, ни в щель. И хотя поляна, вычищенная под скит, довольно велика, Соломония передернула плечами: