Княгиня Ольга. Пламенеющий миф - Елизавета Дворецкая Страница 16

Идея, будто Ольга приняла свое имя от Олега уже после свадьбы с Игорем, своим существованием обязана Иоакимовской летописи. Давайте здесь коротко обрисуем, что это за памятник, о котором нам еще не раз придется вспомнить. Иоакимовская летопись – источник-фантом, хотя и весьма знаменитый. Ее авторство приписывается Иоакиму, греку по происхождению, первому новгородскому епископу, который якобы начал ее чуть ли не в виде личного дневника, где подробно описал впечатления от событий крещения Новгорода в 991 году и собственное в них участие. В середине XVIII века архимандрит Мельхиседек Борщов со ссылкой на «вымышленного», по словам В. Н.Татищева, монаха Вениамина, прислал Татищеву выписки из Иоакимовской летописи, в своем пересказе, а Татищев тоже пересказал их в сокращении, выбрав только то, чего нет в ПВЛ. Таким образом, оригинала «Иоакимовской летописи» в распоряжении науки нет, оригинального текста нет, а есть сокращенный пересказ с пересказа, сделанный языком середины XVIII века. Поэтому нет возможности путем лингвистического анализа установить, насколько она подлинна (как это было проделано с «Велесовой книгой»), где, когда и кем была создана, и остается либо верить, что была такая летопись, либо не верить и считать, что все это сочинено самим Татищевым, Борщовым, Вениамином либо еще кем-то. Как отмечала Татищев, в тех тетрадях, что попали к нему от монаха Вениамина, письмо новое, язык новый в смеси со старым, наречие новгородское. «У нас в Новеграде» – пишет автор, якобы епископ Иоаким.

По совокупности разных факторов, на которых мы не будем останавливаться (наша собственная задача и без того весьма объемна) ученые считают, что ИЛ, скорее всего, была создана на рубеже XVII–XVIII вв. Вся политическая направленность ИЛ, насколько отсюда можно разглядеть, «новгородоцентрична». В ней содержалось множество любопытных сведений и подробностей, которых нет ни в ПВЛ, ни в каких-то еще источниках ^[20]. В том числе там указано якобы добрачное имя Ольги – Прекраса. Это логично: если она из рода Гостомысла, то имя ее должно быть славянским. А идея о родственной связи Ольги с Гостомыслом, напомним, сформировалась чуть раньше – в XVII веке и к временам архимандрита Мельхиседека уже считалась за факт. Вот, дословно, что написал Татищев, опираясь на ИЛ:

«…о роде ее в Минее неправо, якобы из простого люда была и на реке перевозилась, где ее Игорь узнал; более доказательно, что она была рода прежних князей славянских, внучка Гостомысла… имя ее славянское Прекраса Олег от любви во свое переименовал, а при крещении названа Елена» ^[21].

Вообще имена древних персонажей ИЛ носят отчетливые следы стилизации (Воробей, Угоняй, Богумил Соловей). В том же русле создавались имена персонажей в русской романтической поэзии начала XIX века: Услад, Всемила, Извед, Светлана (это имя тогда и было придумано В. А. Жуковским, но прижилось). Традиция «говорящих» имен этого типа ярко проявилась в пьесах Крылова Ивана Андреевича: здесь есть еще одна Всемила – «княжна болгарская», волшебницы Добрада и Зломека, Прията, дочь Рифмоплета и Тараторы, Милон – племянник, Плутана – служанка… Или красавицы из сказок Чулкова Михаила Дмитриевича (XVIII век) – Прелепа и Прелеста. Для этих двух Прекраса была бы отличной третьей сестрой: все три имени образованы от прилагательных, подходящих эпитетов для юной героини – «прелепый» (очень красивый), «прелестный» и «прекрасный».

Ни в каких более аутентичных источниках имя Прекраса не встречается, но это, строго говоря, не доказательство его отсутствия: древнеславянских женских имен (особенно простонародных) до нас дошло вообще крайне мало. Из новгородских берестяных грамот можно почерпнуть следующие женские имена славянского происхождения: Сторонька (сокр. от Сторонислава), Милка, Безубая, Миляна, Нежка, Страхота, Втора (есть вариант прочтения как Взора), Неделька, Чудка ^[22]. Часть из них являются сокращенными от двусоставных имен (Нежка и МилкаМиляна – от чего-то вроде Милонега), а Чудка – это, скорее всего, указание на племя чудь. Девушка из славянского княжеского рода, скорее всего, носила бы двусоставное имя (как Предслава или Сторонислава). Образованное по другой модели (от прилагательного) имя Прекраса, как мне кажется, удачнее встает в один ряд со стилизациями типа Прелеста, Прията и Светлана, чем с аутентичными именами вроде Милка и Неделька.

Но более всего меня поражает это загадочное «Олег от любви во свое переименовал» (как и карамзинское «в знак Игоревой к нему любви»). Как вообще можно кому-то «от любви» вместо его имени дать свое собственное (или имя своего дяди)? «Знаешь, Наталья, – говорит Василий молодой жене после свадьбы, – очень люблю я дядьку моего Федора, он просто как отец мне был всегда, поэтому давай я тебя теперь буду звать не Наташей, а Федорой». Неубедительно звучит. И что еще важнее, прецедентов нет. Сейчас мы эту тему рассмотрим.

Иные мифы подвержены некоему «синдрому Мюнхгаузена»: успешно тянут за волосы сами себя. Из какого-то яркого факта выводят правило: «было один раз» в общественном сознании превращается в «бывало постоянно», а дальше через это якобы правило начинают объяснять и сам тот факт, который его породил. По исторической мифологии ходит утверждение, что-де у славян был обычай в браке менять невесте имя. В подтверждение ссылаются на примеры Ольги-Прекрасы и Рогнеды-Гориславы.